Это он сам выключил себя из игры. Магию футбольного поля, державшего его в прекрасном плену с детских лет, Кривцов променял на сомнительные утехи алкогольного рабства. Он ушел от себя, схоронился в корявых вымыслах о бесполезности загубленного существования, вообразил себя брошенным всеми и отправился доживать в первозданную дичь.
В Рыбацком Кривцов дважды дотронулся до мяча. Первый раз он повертел его в руках, оценивая подарок Агапова сыну на день рождения, второй раз прицельным ударом запулил резиновый мячик в прогнившую дверь сарая.
Во втором тайме, игнорируя советы Агапова, Кривцов добавил громкости футбольному действию. «Рубин Ц-201» приблизил дыхание стадиона, впустил под каменные своды актового зала горячие души болельщиков. Их дружные песнопения, пропущенные сквозь хриплые динамики телевизора, перенесли Кривцова на поле, и он был уже там, на ревущей каталонской арене, среди виртуозов мяча и их верных поклонников. Как же захотелось ему пробежаться с мячом по росистой траве, жонглируя им и дурачась; запуская мяч по воротам низом впритирку с вершками лоснящегося на солнце газона.
Кривцов громыхнул амбарным замком, открыл дверь и взбежал на чердак по узким деревянным ступеням. Березовый крест висел в проеме заколоченного окна. Снизу гудел стадион. Комментатор восторгался игрой Месси.
Кривцов направил луч фонаря в дальний угол мансарды. Сети валялись под спудом разломанной мебели. Кривцов отбросил в сторону два перекошенных стула и кресло, поддавшее ему под зад стрельнувшими пружинами; отложил болотники и удочки Скарбалюса. Он потянулся к следующему стулу, но тут его нога скользнула по дерматиновой обивке лежавшего под наклоном дверного полотна, и с вершины спрессованного невода Кривцов скатился вниз. Спиной он врезался в качнувшийся пустой шкаф. Встать Кривцов не успел. Откуда-то сверху со змеиным шипением на него спланировало нечто вроде огромной летучей мыши и накрыло обволакивающим естеством. Не издав ни звука, Кривцов вылез из-под слетевшей со стропил плащ-палатки. Расхрабрившись и чихнув едкой густой пылью, он закричал:
– Выходи, баран козлоногий! Послушай, как ревет стадион!
Ответа, однако, не последовало. Если не считать таковым резкий всплеск эмоций комментатора да потаенный гул ветра, стихший в лабиринтах закопченного дымохода.