Тамара вошла в гостиную и посмотрела на покойника.
Мертвецом был мужчина лет сорока, или чуть старше, маленький, сухой азиат, хотя по азиатам ей было сложно определить возраст навскидку. На восковом, словно стекшем вниз лице – потеки крови из дыры во лбу, а щеки, как ей показалось, были в пороховой гари. Лицо показалось Тамаре знакомым. Покойник был одет в спортивные штаны и зеленую майку, на вывернутой левой ноге остался тапок, второй валялся поодаль. На светлой телевизионной тумбе действительно виднелся кровавый смазанный след.
–Орудие убийства? – спросила она. Тарас посмотрел на нее со странной гримасой.
–Я не видел, но ты у оперов спроси. Они там по квартире его искали.
–Спрошу, – вяло сказала она и пошла прочь, но Тарас придержал ее за локоть.
–Ты как вообще?
Она хотела спросить, что он имеет в виду, но лишь кисло улыбнулась.
–Нормально.
Тарас сочувственно улыбался, отчего ей хотелось вспыхнуть и наорать, что она не нуждается ни в чьем понимании, что она железобетонная, стальная, и перенесенное ею вымученное страдание давно в прошлом, но сказать ничего не так и не смогла.
–Том, ты заходи к нам что ли? – сказал Тарас. – Ларка будет рада, все лучше, чем одной сейчас.
–Хорошо, – процедила она обещание, которое не собиралась выполнять. – Я зайду. На днях. Разгребу все и зайду. Посидим, выпьем, мне же теперь можно…
Последнюю фразу она произнесла с едкой горечью, но Тарас лишь кивнул, без обиды, все понимая. И от этого сочувственного понимания у нее опять свело живот, как там, внизу, под взглядом кучерявой девчушки, такой, которой у нее уже никогда не будет. Криминалист отпустил ее рукав, и она двинулась на кухню, где сидел знакомый опер Вася Татаринов, худой, слегка скособоченный, предмет насмешек в отделе за то, что красил волосы в черный и прикрывал длинными прядями раннюю плешь. Тамара, кстати, никогда не смеялась. Ну, лысеет мужик, что тут поделать? Ну, красит волосы, потому что в тридцать четыре уже седой. Вася поднял глаза от протокола.
–Привет, Тамара.
–Привет, Вась. Кто у нас убиенный?
Она сказала это довольно сухо, чтобы не повторилась история с сочувственными интонациями, которое ей нужны были меньше всего после болезненной схватки, обморока, яркого света на операционном столе, который она видела даже после наркоза и осознания, что так ожидаемого ребенка у нее отняли навсегда. Вася, столь же чуткий, эту перемену уловил и потому удержался в рабочих рамках.