– Проедем с нами, мы от матушки твоей, – сказал главный.
Говорить он старался дружелюбно, но я-то чувствовал, что таится в
его тоне нечто нехорошее. Подобное я за километр чуял. От дяди то
же самое исходило.
– Пожалуй, откажусь, – сказал я, готовясь стоять до последнего.
Бежать даже не думал. Во-первых, ещё надо из окружения вырваться, а
во-вторых, не имел я такую привычку – спину врагу показывать.
– Дело важное, садись по-хорошему. Приказано доставить, –
настаивал главный.
– А если нет?
Из-за пазухи главный достал револьвер. Остальные набросились на
меня, скрутили – сопротивляться бесполезно. В следующий миг меня
уже затащили в салон, и я оказался зажат между двумя верзилами на
тесном заднем сиденье. Главный запрыгнул на переднее пассажирское
кресло.
– Гони, – сказал он водителю, и машина рванула с места.
Поместье Кстовсокое уже лет сто являлось крупнейшим имением бояр
Барятинских с тех пор, как прадед нынешнего главы рода перебрался
из шумной столицы к Нижнему Новгороду. Воздух тут был чище, суеты
меньше, рядом – река. А кроме того, хоть основная часть родовых
земель находилась в Тульской и Тамбовской губерниях, несколько
принадлежащих роду крупных предприятий, располагались именно здесь,
под Нижним.
Сегодня погода стояла тёплая, только ветер сильнее обычного
шелестел в дубраве, росшей неподалёку от особняка. Глава рода,
Ярослав Всеволодович Барятинский, только что отобедал и теперь
отдыхал на полукруглой веранде. Одетый в просторный атласный халат,
он сидел в плетёном кресле за круглым столиком и попивал чай с
баранками. На столе стоял самовар. Старик имел привычку чаёвничать
на природе. Он не любил шум, суету и тесноту, и предпочитал свежий
воздух замкнутому пространству трёхэтажного особняка, наполненного
родственниками и слугами.
Но сегодня боярин был не один. За столом сидели ещё двое.
Старший сын, Фёдор Ярославович, внешностью походил на отца:
статный, высокий, широкоплечий. Даже бакенбарды носил такие же. По
обычаю он занимал должность правой руки главы рода и заведовал
делами семьи. Рядом с ним, вальяжно развалившись в кресле, сидел,
покуривая трубку, третий сын – Алексей Ярославович, боярский
воевода. В отличие от старшего брата, он был тяжеловесен и
приземист с едва начавшей проявляться к сорока годам
полнотой.