– Ты слышал о пророчестве?
– То ваше, христианское пророчество, боярин. Слышать-то слышал, но вот… – иудей замялся.
– И в него не веришь? Неужели у вас нет пророчеств?
– Нет, – пожевав сухие губы, ответил иудей. – У нас мудрость, передаваемая от отца к сыну и далее. Мудрость, которую копят сотни поколений.
– И что же она говорит, ваша мудрость?
– Что старому иудею с его семьей надо уходить в Киев! – улыбнулся Иезикииль.
– Я еду из Киева чтобы служить и защищать всех – и вас тоже. Не веришь, что дружина, которую собирал Черномор – справится?
– Верю-верю, – заверил старый еврей. – Но таки верится мне в это лучше в стольном граде, чем в малом городишке.
Боярин кивнул. Искоса посмотрел на связанного пленного степняка – попытать толком того не удалось – времени до заката было в обрез. А теперь тот и вовсе лежал без чувств – многочисленные ранения его окончательно сломили.
– Кто такой Зверь, отец? Может, слышал? Если желаешь расплатиться, то вести были б неплохой платой мне.
Старый иудей мелко покивал, задумался, тоже глядя на связанного степняка.
– То лучше у тысяцкого в Комышелоге спросить.
– Но что-то ведаешь?
– Слыхивал, как же. Вот уже с месячишко в городке неспокойно из-за него. Шайка промышляет ночью одинокими путниками да небольшими компаниями. Иной раз – просто ограбят, а иной – одни кости остаются от людев, ровно волки лесные рвали. И ежель людишек поболее чем двое – обязательно одного оставят – чтоб, значит, сказывал – то мол, послание от Зверя – ему надо кланяться как господину – и тогда ничего дурного делать боле не будет.
– Что за чушь? – возмутился старый воин, но иудей лишь развел рукам.
– А я что? То слышал – то и говорю. Нам, иудеям в такое лезть не с руки.
Мирно сопящий крепким сном Лесобор вдруг резко вскочил, ощерившись, а дети старика, жавшиеся друг к другу воскликнули что-то неразборчивое и указали на темный край леса с противоположной стороны. Воины и рыцарь у второго костра схватились за оружие.
Из леса выплыло нечто. Вскочившему на ноги со всеми Лису это вначале показалось сгустком тумана, но нечто стало обретать полупрозрачную человеческую форму. Медальон ощутимо похолодел, и витязь положил руку на рукоять верного меча. Семейство старика забилось в телегу, ощетинившись всем, что могло бы служить оружием. Оборотень схватился за арбалет, собираясь метнуть стрелу, но боярин жестом его остановил. Существо не двигалось с места, замерев в полутора десятках шагов от огня, будто разглядывая собравшихся.