Молодому Вите пьеса не понравилась. С драматургом состоялась дуэль. И тот давний случай упомянут не потому, что мой доверитель, в отличие от драматурга, выставлен только отрицательно. Витя (чего греха таить – раз уж эта книга граничит с исповедью) хуже, чем там рассказывается. Так, согласно дневникам, о себе начертил. И о пьесе я пишу не по причине вступительной рекламы. Упоминание – дабы кое-что завершить. В конце пьесы Витя будто бы избил студентку, которая сделала на него донос ректору и писателю Сергею Есину. В реальности, та девушка подошла к Вите после его отчисления и публикации пьесы. Она грустно сказала: «Здравствуй. Пожалуйста, передай посылку в твой город. Я слышала… Ты уезжаешь» – «Да, я передам. Не волнуйся». – «Спасибо». Ясное дело, посылки не было. Оба всего лишь поняли, как прежде болтнули лишнее. Что со всеми случается. Вот о чем я, душеприказчик, прочел в дневниках. А также другое прочел. Мой доверитель приносит извинения автору пьесы. Ведь побеспокоил его девушку… Молодой и глупый Витя не предвидел, как тот примет это близко к сердцу. Хм… Извинись Витя раньше – неужели выглядел бы в пьесе добрее и чище? Уже и неважно. Я, биограф, искал Сашу Гриценко. Выяснилось, умер. Я, тем не менее, отправил ему предложение о дружбе в социальной сети. Узнает ли о том? Разумеется, да.
Я, Витин биограф, мало нашел в сундуке о студенческих воспоминаниях. Потеряно? Разве что запись о его последних событиях в горьковском институте и первой, маленькой тюремной экскурсии. Рукопись называется «Во мне часовая бомба». Хотя несколько изданий опубликовали, странное дело, под иным и одноименным с той пьесой заголовком – «Носитель». На полях старого черновика со временем автор признается, что уничтожил бы текст. В том числе интернет-версию. А не знает, как это сделать. Ведь где-либо не дописал. Или, хуже того, глупо исказил происшествия! Повезло, что в сундуке сохранилось напутствие, как должно переписать и в каком свете выставить. Я, корректор, хоть и право имею, а не успеваю и не изменяю целиком. Нет времени и ограничен размером книги. Всего лишь одной. Я вижу запись, как десятая часть повести «Носитель» ему по вкусу. Зато остаток, девяноста процентов, охотно бы утопил в серной кислоте. Но такое средство в аптеке не купишь. Ну да ладно – поправимое дело. Отныне у него есть я, литературный соратник. Договор заключен. Я закатываю рукава. Я исправлю злосчастный дневник. Не то, чтобы случай безнадежный, но существует легче.