– Не отворачивайся, а то рука гуляет.
– Я что, должен смотреть? – со смесью страха и отвращения ответил Сибальт.
– Смотри куда хочешь, только не отворачивайся, – холодно ответил древний и продолжил дело.
– Назад! Я скажу, когда можно подойти! – услышал он голос Байла совсем рядом. Кто-то отошёл от него и сел у стены убежища.
– Вывожу слепую кишку в рану,– он вытащил кишку с воспалённым аппендиксом, – Накладываю зажимы…
Парень застонал, но это был лишь наркотический бред, а не стон боли. Легат продолжил. Тщательно наложил необходимые зажимы, швы. Буря свирепствовала. Вода проникла сквозь привязанные палатки и тонкой струйкой полилась рядом с головой больного, иногда попадая ему на лицо, колеблясь. Сибальт засуетился.
– Ничего. Главное, что в рану не льёт. Сиди смирно, – прервал метания Александр.
Он уже спешил. Не хотел, чтобы парень потерял много крови. Отсёк, что нужно, затянул, зашил, обработал. По ощущениям, на всё ушло около часа.
Гробовое молчание сопровождало его, когда древний растолкал охранение, вышел с окровавленными руками к родителям мальца и решил приободрить их:
– Похоже, я сделал дело как следует. Теперь очередь за вами, – он довольно улыбался.
– Я говорила, дурачьё, нужно было сразу спросить у него за плату! Мы не цари, у нас нет гор золота! – раздражённо набросилась на мужа жена.
Александр совсем забыл про деньги. Хотел растолковать, как ухаживать за парнем после операции, да сейчас ему напомнили о кодексе врачевания древних. Если древний излечил – он всегда берёт плату. Такой пункт внесли в кодекс давно. Как-то один из них провёл две операции бесплатно, сжалившись над больными. Это получило широкую огласку и его всё чаще просили лечить за так. Он всё чаще поддавался, операции занимали всё больше времени, не принося монет Стране Древних. Тогда их запретили. Кодекс гласил: «Осуществляя лечение, посланник должен убедиться, что он и страна получат максимально возможную экономическую выгоду от проведённого лечения».
Александру случалось забывать про кодекс пару раз, но нарушать сознательно – никогда. Он сильно опасался, что на родине узнают, случись ему нарушить кодекс.
Сейчас он смотрел на мужчину и женщину, окружавшие их мешки, людей рядом. Дешевая, поношенная одежда, ни одного сундука на всю компанию. Старая телега, которую Байл побоялся использовать для убежища и оставил снаружи.