– Харашо-харашо… Канешно, хараш-шо!.. – Фредди бормотал, не двигаясь с места, но засматриваясь совсем-совсем в другую сторону.
– Да брось ты педофилить, айда чавкать. – Успокоил его рассудительный сыщик. – Последний раз ещё позавчера за щеку нормально закладывали.
– Ты заметил? – Доцент продолжил западать на агрессивного младенца. – Этот карла даже соску перестал грызть, едва их черномазые благородия пришли. А как принюхивается брезгливо, это вообще что-то! Словно большего дерьма, чем мы, он и не видал никогда.
– А у тебя ещё есть какие-то сомнения по этому поводу?!
Но доцент отмахнулся:
– И глаза ещё здоровее стали, прямо на пол-морды лица! Словно у инопланетянки какой. Кстати, ты не заметил?! Он и вправду довольно миловиден. Может, это девчонка?!
– В этом мире всё может быть, всё! Даже ужин по расписанию. Садись и жуй.
– Определённо девчонка. Или гермафродит. Какого-то среднего пола! А может это мутант какой-нибудь. Тогда уж слишком непомерный для колыбели, даже такой, какую вон сделали ему, почти танковой. О, я понял! Просто снимается начало фильма «Танк Армата. Детство». Нет-нет, наверное, это всё же бройлерный мутант.
– Так ты не хочешь или не будешь?! Ты идёшь?! – Сыщик невозмутимо вынул неожиданно чистый носовой платок и вытер уголки губ. – Пошли-пошли, говорю. Смотри, фантазёр, а то пайку твою замету сходу, ты меня знаешь, не постесняюсь.
Это был аргумент. Фредди быстро встал и пошёл за приятелем к столу:
– Уговорил. Понимаешь, никак не могу с этой обстановкой свыкнуться. Зря мы согласились на этот бомжатский Хилтон. Нечисто тут что-то, попомни моё слово, попомни!.. Нечисто, говорю. Не бывает бесплатного сыра в мышеловке, просто не бы-ва-ет!.. Как тут можно вообще спать, например?! Хоть убей – не буду!.. Но сыр буду. Потому что потому!
Отъезд. Край кадра словно бы завернулся, утомившись тягучей бессмыслицей ещё только начинающихся словесных перепихиваний. Потом кадр всё-таки опять раскрылся, хотя при этом на какой-то момент и подёрнулся рябью спектральных помех, даже появился откровенно синюшный оттенок на лицах всех действующих лиц. Затем плоскость изображения ещё более расправилась, но синюшность по-прежнему подцвечивала физиономии персонажей, весь реквизит, даже манну калорийную-небесную на столах в алюминиевых тарелках и судках. Всё-таки в попытках полной адаптации даже у режиссуры