– Не мне вас судить, Анатолий. Кто знает, как поступил бы я на вашем месте.
Анатолий поджал губы, коротко кивнул и продолжил.
– Я нашёл работу. На оборонные заводы всегда были нужны рабочие руки. Особенно мужские. После ранения я не мог и не хотел продолжать участвовать в войне. Ага, попробуй от неё отгородись, от родимой… – Анатолий вздохнул и запрокинул голову назад, будто пытаясь сдержать слезы. Затем продолжил.
– Так и пошла жизнь своим чередом: жил у родителей Анны, работал на заводе. А потом она вернулась, и это было огромное счастье! Её тоже ранило, но она быстро восстановилась, и решила вернуться в город, к родителям. А там я, ждал её. И теперь уже моя очередь была окружить её заботой, терпением и любовью. Через некоторое время мы поняли, что не можем друг без друга, и решили пожениться. В войну такие решения принимаются легко и быстро, особенно когда уже увидел, как страшно умирают молодые. Как в глазах тускнеет искра, а жизни-то он ещё и не видал. Водки не пил, девок не щупал, детей не родил, дом не построил… Ничего. Не успел ничего. И тогда сам ты стараешься успеть сделать все возможное и поскорее, спешишь жить, пока война не прожевала и тебя и не выплюнула в канаву, за обочиной жизни…
– Видимо, она действительно была особенной… – Пристли не заметил сам, как научный подход в его восприятии уступил место восприятию простому, человеческому.
– Она была ангелом. Моя Анна… – голос старика сорвался и затих. Он хлюпнул носом и продолжил рассказ.
– Мы совсем недолго успели побыть мужем и женой. Однажды ночью к нам домой пришли солдаты СД. Родителей Анны они расстреляли в упор, как только они открыли им дверь. Анна завизжала от ужаса, за что тут же получила тяжёлую пощёчину от офицера. Но им нужен был я.
Он истерически засмеялся, заплакал, а потом продолжил, размахивая руками:
– Они знали, что я был шпионом. И хоть на тот момент я уже не передавал информацию —да скорее всего я уже числился погибшим – я все ещё был вражеским солдатом на их территории. Но меня некому было подставить, ведь никто не знал. Умерли все, кто мог бы меня заподозрить. Уже позже, когда нас с Анной пытали, я понял, что произошло…
– Вас пытали?
– Им нужно было признание. Меня сдала сотрудница отдела кадров с завода. Когда она проводила работу с моей личной карточкой, она заметила, что скоба в моем паспорте слегка заржавела. Мелочь, казалось бы. Но именно это выдало меня. В Германии для документов использовались скобы из нержавейки. Ржавая скоба означала, что паспорт скорее всего изготовлен не в Германии, а значит – поддельный. Она сообщила, куда следует. И за мной пришли. Они хотели знать, кто я, откуда, какое выполнял поручение. И кто были мои покровители среди их людей. Я молчал. А Анна кричала. Они пытали её, чтобы заговорил я. Боги, словами не передать моего отчаяния! Анна ведь тоже ничего не знала. Я врал ей. Я был для неё её Гюнтером. Она даже не понимала, за что страдает. Смотрела на меня и спрашивала: "Любимый, о чем они говорят?!". А я не мог сказать. Тогда я попытался сделать хоть что-то, освободить Анну. Я кинулся на офицера, и тогда стоявший рядом солдат просто впечатал мне прикладом автомата по лицу. Я слышал, как треснула кость. В глазах потемнело, звуки стали пропадать. Кажется я кричал, чтобы они не трогали Анну. Потом я отключился. Пришёл в себя я уже в подвалах СД, если слышали о таких. Служба безопасности рейхсфюрера СС. Анны я больше не видел. Меня пытали несколько дней, ломали мне кости, вырывали зубы, а затем… Затем, наконец, расстреляли.