– Скажем так, Эрих одержим картиной. И женщиной, которая на ней изображена. И это не ты. Так что оставь свои ревностные выпады в сторону Рики. А будешь пытаться плести интриги, твоему счастливому браку придёт конец, и ты вернёшься туда, где была.
– Какой щедрый жест! Натурщица в обмен на восстановление дружеских связей!
– Иногда мне кажется, Лотта, что ты рано или поздно подавишься собственным ядом, – с нескрываемым сарказмом проговорил Штефан и усмехнулся. – Общая беда способна сплотить даже самых заклятых врагов. А у Эриха и Дана как раз такой случай.
– Хочешь сказать, что кто-то пытается выставить их виновными в гибели Эдмунда? – нерешительно произнесла Лотта. – Но это же абсурд! Никто не поверит в их виновность!
– Бессмыслица или нет, но полиция принимает лишь факты. А факты следующие: Эриха и Эдмунда связывали судебные тяжбы. А Дан разругался с братом из-за дел давно минувших. У них обоих был и мотив, и возможность убить нашего друга. Так что выводы делай сама.
Послышались приглушённые шаги, которые вскоре стихли.
Ларанский взял меня за запястье и потянул за собой. Дверь открылась, и я очутилась в комнате, похожей на маленькую гостиную, освещённую приглушённым светом торшеров. Перед камином стояла пара кресел, обитых парчой. На каминной полке выстроились фарфоровые статуэтки, а на кофейном столике перед софой возвышалась ваза с белыми лилиями.
– Жуть, – выдохнула я, увидев собственное отражение в высоком зеркале. – Просто тихий ужас.
Рыжие волосы чуть растрепались, на них висели нити паутинки. Лицо казалось измученным и бледным. Голубые глаза потускнели и приобрели несвойственную им серьёзность. Такое выражение было бы уместно для больничной палаты, а не для званого вечера. Пусть даже этот вечер посвящён безрадостному событию.
Дан понял моё высказывание по-своему.
– У Лотты дрянной характер, – с равнодушием проговорил он. Окинув меня оценивающим взглядом, принялся снимать с волос налипшую паутину. – Но она безобидна, как уж. Шипить, но не кусает.
– Я заметила.
– Она попыталась унизить вас заочно. Ничто так не раздражает в других людях, как собственные недостатки, выставленные в самом неприглядном свете.
– Для бывшей элитной проститутки у неё чересчур несдержанный характер.
Рука Ларанского зависла в воздухе над моей головой. Художник вопросительно приподнял бровь. Я вздохнула и небрежно пожала плечами.