Мистер Гленни был сведущ в подобных вещах куда больше других и рассказал мне, что на самом деле Черная Борода, умерший лет сто назад, – это некий полковник Джон Моун. В кровопролитной войне против Карла Первого он, опозорив семью, пренебрег своим долгом верности королю и переметнулся на сторону восставшего парламента. Его сделали комендантом Карисбрукского замка, то есть главным тюремщиком заточенного там короля, и он пообещал пленнику не заметить побега, если тот отдаст ему огромный бриллиант. Бриллиант этот подарен был его величеству братом – королем Франции, и с тех пор он всегда держал его при себе. Но, получив взятку, подлый Джон Моун вероломно привел в назначенный час побега к окну, через которое король собирался уйти, отряд солдат. Узника перевели в тщательно охраняемое помещение, а мерзкий предатель с гордостью доложил парламенту, что только благодаря его, Моуна, бдительности побег был предотвращен. Но, как совершенно верно сказал мистер Гленни, незавидна участь того, кто, забыв о Боге, пустился по пути зла. Вскорости полковник стал вызывать недоверие у новых соратников, лишился должности и был вынужден возвратиться в Мунфлит, где влачил одинокое существование, презираемый и парламентскими, и сторонниками короля, пока не умер уже в счастливые дни Реставрации, когда страной начал править сын казненного Карла Первого король Карл Второй. Однако Джон Моун не обрел покоя и после смерти. По слухам, сокровище, полученное от короля в обмен на свободу, было где-то им спрятано, извлечь его из тайника он при жизни остерегался и, унеся тайну с собой в могилу, выходил из нее ночами, пытаясь найти бриллиант.
Верил ли этому сам мистер Гленни, не знаю. Мне он только сказал, что, хотя Священное Писание и содержит истории, где как добрые, так и злые духи появляются среди живых, ему все же сомнительно, что местом поиска полковник Моун мог избрать церковный двор, ибо спрячь он свое сокровище там, спокойно отрыл бы его еще при жизни. Довод мне показался вполне убедительным, и днем я с поистине львиной отвагой часто прохаживался по двору церкви, с которого открывался самый лучший вид на море, однако ни за какие награды у меня не хватило бы смелости ступить туда ночью. Особенно после случая, когда я и сам мог почти засвидетельствовать, что опасаются люди не зря. Тетя моя как-то под вечер сломала ногу. Мне пришлось ночью бежать в Рингстейв за доктором Хокинсом. Не по церковному двору, а по дороге, которая шла милей выше него по склону. Оттуда-то мне и стал ясно виден свет внизу, и двигался он вокруг церкви, где вряд ли мог находиться в два часа ночи хоть один праведный житель деревни.