Глава 2 – «Когда-то… на Фонтанке»
…Позднее утро.
Всё ещё первое сентября… олимпийского года прошлого столетия.
Город-герой Ленинград, старинный… середины девятнадцатого века особняк на Фонтанке, первый этаж – приемный покой…
– И откуда это к нам такого… – запинается, – маленького привезли? – откуда-то издалека доходит до него хмурый… несколько хриплый, по-видимому, немолодой… какой-то безликий, кажется, женский голос.
– Так это ж, – отзывается другой… звонкий молодой девичий, – полчаса как уже… нахимовца в полубреду привезли.
– Вот как?.. И что с ним?
– Да всё, как у всех, видимо, в начале осени.
– Острый респираторный падёж вчерашних новобранцев-абитуриентов?
– Точно!.. – веселится молодой голос на необычный диагноз, выданный подругой. – Поспешный переезд из летних лагерей, невзирая на погодные условия, в казармы училищ для неокрепших организмов никогда не проходит даром.
– И много их уже?
– Три машины за первые полтора часа смены.
– Светик, а этот… как? – неожиданно участливо спрашивает хмурая.
– Который?
– Ну-у, – неопределённо тянет, – молоденький.
– А-а-а, нахимовец!.. – вздыхает подруга, – Я ж говорю, Ларочка, пока плохо: температура под сорок, спит.
– И куда его… бедолагу?
– Как и всех, во второе инфекционное.
– Гепатит, что ли? – напрягается бывалая.
– Да нет, вроде бы, – успокаивает молодая. – Под вопросом пневмония… или бронхит.
– Карта лечения уже есть?
– Кажется, да!
– Дай-ка посмотрю? – смягчается первая. – Как обычно сорок порций по пять кубиков пенициллина?
– Ну, а что ж ему ещё? – заглядывая в бумаги, прикрепленные к кармашку на спинке передвижной кровати, отзывается вторая. – Увольнительную домой, что ли, – шутит, – сорок порций… только не по пять, а по два с половиной кубика.
– Правильно!.. – вспыхивает Ларочка. – Он же ребёнок, то есть… – запинаясь, поправляется, – воспитанник, не курсант, ему ж… ещё по детской норме положено.
– Как это… ребёнок? – удивляется Светик.
– Так ты ж сама сказала – нахимовец, а они в эту свою волшебную страну… «Питонию» – питоны, воспитанники! – после восьмого класса попадают, а то, бывало, и с четвёртого брали.
– И сколько ж ему… тогда? – слышится недоверие в голосе.
– Четырнадцать… или в лучшем случае пятнадцать, – вздыхает хмурая. – Ну, давай, что ли, буди его, сделаю первый укол, а то мне пора на отделение, – усмехается, – выходить на тропу войны, как говорят наши пациенты, заждались… небось.