– Зачем будить-то?.. Давай так, пока спит, глядишь, ничего не почувствует.
– Да где там не почувствует, – отмахивается, – армейскими-то шприцами, рассчитанными на армейские бронетанковые зады?
– Ну, ты как-нибудь…. полегче.
– Полегче… нельзя! – до внутримышечной ткани не достанет, лекарство под кожу уйдёт и ещё больнее станет, да иглу, не дай Бог, сломаешь.
– Ну, смотри сама, тебе видней.
– То-то… видней, – ворчит себе под нос хмурая немолодая женщина, аккуратно, стараясь не разбудить парнишку, вводя лекарство в верхнюю часть его правой ягодицы.
…Спустя четыре часа в небольшом, где-то так три на пять метров, госпитальном кубрике-каюте на третьем этаже старинного здания с видом на угрюмую Фонтанку одновременно тревожно скрипят под просыпающимися обитателями железные пружины всех… четырёх коек…
– Эй, кто там… на этаже… сегодня? – слышится откуда-то сзади из-за головы, видимо, от окна слева заспанный скрипучий и, кажется, немолодой мужской бас.
– Как кто? – тут же оттуда же сзади вторит ему моложавый баритон. – Наша любимица… хромоножка.
– Не может быть? – высовывается из-под одеяла белокурая голова соседа слева у входной двери. – Сегодня не её смена, старуха вчера на гепатитном этаже дежурила и… должна была утром домой утопать.
– Её-её, – обречёно вздыхает моложавый.
– А ты почём знаешь? – сомневается скрипучий.
– В ординаторской график видел: вчера у гепатитников, а сегодня у нас.
– И когда ж это в ординаторскую пробрался? – сомневается белокурый.
– Прошлой ночью, пока вы тут дрыхли, – сладко потягиваясь, выдыхает тот, – мы со Светкой… там немного посидели.
–– Во, даёт! – курсант, – завистливо давит бас, – небось, сестричка полную твою дезинфекцию провела.
– А то, как же? – радуется приятному воспоминанию баритон, – и внешнюю и внутреннюю… чистейшим медицинским.
– И что… с собой-то ничего не дала? – скрипит заискивающе.
– Нет, – хохочет товарищ, – только на ход ноги… под утро.
– Да шут с ней, с твоей ногой, – морщится белокурый, – ты лучше про старуху скажи, что там с графиком-то…
– Полундра, мужики, – в полуоткрытой двери неожиданно появляется и тут же исчезает чья-то голова, – Лариска вышла на тропу войны.
– Это он о чём? – невольно поддаваясь всеобщему волнению, оживает нахимовец.
– О-о-о!.. – пионерия флота Российского очухалась, – смеётся баритон. – Не дрейф, Питония, прорвёмся.