Джип Сабурова замер в нескольких метрах от нас. Из салона выбрался водитель в белоснежной рубашке и черном галстуке и, распахнув заднюю дверцу, сделал шаг в сторону. Когда я увидела Дамира, тело содрогнулось от ужаса. Водитель моего седана тоже оказался на улице и, распахнув дверь с моей стороны, равнодушно произнес:
–– Выходи.
Подчинившись и выбравшись из авто, я ощутила дрожь в ногах, словно после приседа со штангой. Мышцы сводило и жгло с такой силой, что я не могла сдвинуться с места. Все же мне пришлось направиться в сторону моей вечной тюрьмы с жестоким надзирателем. Сабуров двигался мне навстречу, стремительно преодолевая расстояние, которое всегда представляло для меня особою ценность. Оказавшись в его объятиях, я все же не смогла сдержать слезы. Естественно, Дамир решил, что плачу я от счастья и долгожданной встречи, а мне хотелось кричать на весь мир о том, что ненависть к нему дожирает мое тело, причиняя нестерпимую адскую боль. Когда Сабуров отстранил меня от своей груди, мой взгляд выхватил из густых зарослей леса «Кадиллак» Кирилла. Он, сидя неподвижно, крепко сжимал рулевое колесо, пристально глядя на нас исподлобья. Забыть этот взгляд негодования я уже никогда не смогу. То, что видели его глаза, несомненно, злило Кирилла, давая понять, что сам он не одобряет свой же поступок, что решение было принято им вопреки его желанию. Но его душевные стенания никак не могли облегчить мою участь.
–– Маленькая моя, не плачь, – с фальшивой нежностью в голосе, произнес Дамир. – Все хорошо.
«Нет. Не хорошо!» – крикнула я мысленно, глядя в его жестокие черные глаза.
–– Ты в порядке? – спросил участливо муж, поспешно осмотрев меня с головы до ног, словно надеялся обнаружить нехватку какой-то части тела. Не желая отвечать, я отстранилась от Сабурова и направилась к внедорожнику, сжимая кулаки, дабы унять сильную дрожь от раздражения. – Стерва, – зло прошипел он мне в спину, понимая, что ничего не изменилось в моем отношении к нему.
Войдя в дом, я замерла у двери, уставившись на снова жующую какую-то булку в сахаре Алию. Она с ненавистью посмотрела на меня и, брезгливо скривившись и сглотнув пережеванный кусок, прошипела зло:
–– А я надеялась, что ты сдохнешь в плену. И на кой черт отец приволок тебя снова сюда? – задала она непонятно кому вопрос, давясь собственным ядом.