– Да, жена и два дитяти.
– Скучаешь по ним?
– Скучаю. Хутор то завидный… Заливные луга… А поля то… Веришь, нет, а выхожу утром из дома на поле, косить то надо, а рожь прямо на солнце переливается, каждое зернышко видно в колоске, а ветер подует и так всё это поле колышется… Как море, веришь, нет…
– Верю, братец, верю. А о себе расскажи что-нибудь.
– Да что рассказывать? Говорю же, жена и двое сыновей. Землю обрабатывали, я в город раньше на заработки ходил, семью же кормить надо, а где ты на крестьянском дворе деньги большие найдешь? Вот в рабочие и пошёл. Ну, а тут и война. В первый год на фронт и ушёл. Ну а после этого вот по городам и получается: из одного госпиталя в другой.
– Сложная жизнь, братец.
– И то правду говоришь, что сложная.
– А не пробовал в городе и остаться?
– Да какой там. Столько денег домой нужно было. Не заработать. Я уже в селе кое-как своё столетие и доживу, если на войне не убьют.
– Не убьют, братик. Господь не даст.
– Господа в этом деле не поминай. Не Бог начинает войну, а люди.
– Да… люди. Разобьем мы Гитлера! За Родину!
– За Родину, Мишка!
– Пригласишь что ли на подворье своё, когда победим?
– Приглашу, чего бы не пригласить. Главное немцев прогнать, а там и приглашу.
– И я тебя, друг, жду, в Арсеньево. Ты главное не забудь. Мишка Карутин. Повтори.
– Карутин Михаил. Село то большое?
– Да нет. Для житья само то. Это хорошо, когда все друг друга в селе знают. Помощь друг другу оказываем, когда худо кому приходится. А когда праздник на селе… Ну ты сам понимаешь! Гуляют все!
– Понятно. А десятин земли у тебя сколько?
– Да не жалуюсь. Крестьянская доля какая: работай и не спрашивай ничего. Эх, помню, с мамкой говорили, когда придут к нам деревенские на крыльцо, а я-то ей и вопросик: «Мамк, а при ком жилось то лучше?» А она: «Да кто их разберёт, правителей, вот, когда землю дали, так чуть полегче стало. Наш род всю жизнь на этой земле и трудился, а тут она совсем наша стала. А я вот в пятилетнем возрасте нянькой у помещицы работала, а в десять уже на поле надобно было являться… И работала я с раннего утра до ночи, даже мысли не было не приходить на жатву. Мало ли языков злых, помещику доложат, а нас восемь человек детей, и все кушать хотят, да и родителям помогать надо было, да. Выкручивались как-то. Так что сын, кто землю дал, тот для народу простого хорошо сделал».