Она кивнула.
– Конечно.
– Всё хорошее я тебе сразу отдал, а это… Люба же тоненькая была, лёгкая. Как ты. – Он вздохнул, покачал головой. – Ты хоть носишь?
– Ношу, дядь Жень.
– Хорошо. Ты уж прости меня, ладно?.. Вот станешь старше, поймёшь, каково одному. И тебе тоже замуж надо. Одной не дело. Ну… если что – заезжай, не стесняйся.
С тех пор они виделись редко, звонили друг другу лишь по праздникам.
Лиза включила чайник, достала с полки кофейную банку и полезла в холодильник за сливками. Чайник почему-то долго не закипал, и она пристроилась на подоконнике, легонько барабаня пальцами по стеклу. У Лизы были красивые руки, узкие, с тонкими запястьями, овальные ногти острижены, но казались длинными. Колец она не любила, носила только одно, мамино – тонкая змейка с крохотными рубиновыми глазками. Когда-то дед привёз бабушке из Маньчжурии, она его очень ценила и никогда не снимала. В день, когда бабушки не стало, мама сняла кольцо с её пальца, надела на свой и тоже никогда не снимала. А потом и она, Лиза, сделала так же.
«Вряд ли сегодня кто-то позвонит, я всех предупредила, что в командировке».
Кот запрыгнул на подоконник и, усевшись рядом, осторожно потрогал Лизу лапой.
– Ты мой хороший… – Она погладила его по блестящей шёрстке, и он сейчас же замурлыкал, выгибая спину и со значением заглядывая в глаза. – Что, уже есть хочешь? – Она подняла с пола пакет и сыпанула корма в синюю пластмассовую миску.
С горячей чашкой в руках, Лиза прошла в большую комнату и с ногами устроилась на диване. Пробежала глазами по массивным, чёрного дерева, стеллажам с книгами. Это всегда действовало на неё успокаивающе. Тёмные затёртые старинные корешки, фотографии в резных рамах, бронзовые фигурки на полках – всё это, казалось, было продолжением неё самой и свидетельствовало о незыблемости мира.
Из окна было видно, как ободранный трёхцветный кот, умело балансируя, прошёл по самому краю крыши, потом, сгруппировавшись, перепрыгнул на соседнюю, потянулся, зевнул и скрылся за трубой. Она на секунду представила, что её хрупкий белоснежный Лариосик бесхозно разгуливает по краю пропасти, ежесекундно рискуя сорваться вниз, и в животе заледенел противный комок. Интересно, встревожит кого-нибудь, если я вдруг вздумаю пройтись по крышам? Тревожатся родители, близкие. Ещё дети, наверное.