– У тебя такая красавица жена. Зачем тебе нужна была любовница?
– Чтобы любила.
– Хочешь сказать, жена тебя не любила?
– Не задавай мне глупых вопросов, я сам их себе постоянно задаю и получаю глупые ответы. Она у меня пуританка. А мне просто захотелось поменять позу.
– Хорошо, тогда вопросы по существу.
– Если пойти еще дальше, то у меня уже было две жены, но как-то не помогло. Надо было что-то менять.
– Изменять, – усмехнулся Пинкертон.
– Точно. Ты как всегда в ударе, – рассмеялся я. – Официальными отношениями я был сыт. Ты же помнишь, как тяжело я разводился с первой. Оставил ей половину всего.
– А как же дети?
– С сыном очень хорошо, а дочь… ты же знаешь, девочки переживают измены, как свои собственные. Но раны затягиваются, процесс нормализуется, уже созваниваемся.
– Хорошо, тогда скажи мне, чем же она тебя взяла? Ты такой дока, неужели не доверяешь? Зачем тебе понадобилось следить за любовницей?
– Чтобы не полюбила кого-нибудь еще.
– Значит, не ревность, а собственность?
– Это одно и то же.
– Извини, что я тебя терроризирую, просто любопытно стало. А чем она сейчас занимается?
– Ищет себя в кино. Несколько небольших ролей я ей уже устроил, но ты же понимаешь, что такое кино. Там режиссеры, там сценаристы, там продюсеры, и все норовят заглянуть под юбку.
– Хорошо, я посажу своих ребят с камерой прямо под юбкой.
– Под юбкой не должно быть никого, кроме меня.
– Я не думал, что ты такой ревнивый.
– Я сам не думал.
– Стареешь, становишься мнительным и подозрительным.
– Жадным. Не хочу ни с кем делиться, – продолжал иронизировать Глеб. Ирония лишний раз подчеркивала не только его богатство, но и нищету души.
Они припарковались у дома и долго сидели в машине перед домом. Выходить не хотелось. Гриша – долговязый брюнет лет тридцати пяти с творческой косичкой на самой макушке. Маша – где-то между симпатичной девушкой и красивой женщиной, у которой, как и у многих, бросались в глаза два страстных желания: поесть и похудеть. Она уже успела побывать замужем, но ласки не хватило. Отголоском в салоне звенел «Ласковый май», за окном – суровый январь. Я сидел в стаканчике и помалкивал, чтобы не дай бог в сердцах кто-нибудь меня не опрокинул. Парочка то нежно целовалась, то яростно спорила: как всегда, ни о чем:
– Нет, мы не поцелуемся. Мне надоело целоваться с тем, кто меня не любит.