– Погоди, – развёл руками Костик, оставаясь продетым в тришки лишь наполовину. – Володя, друг, ты хочешь сказать, что ты её до сих пор не завалил? Нет, вот серьёзно?!
Распухшие от частого использования пошловатые мысли об Алёне заняли всё пространство сознания Костика, а взгляд его так и бросал деловито: «Да я бы на твоём месте…»
Вова же, внимательно прослушав вопрос друга, вглядывался в сумрак окна, за которым ветер играл с окурками снов и билось вдребезги сердце густой чёрной ночи, осторожно тлеющей угольками-окнами соседских многоэтажек, притворяющихся земными звёздами, рассыпанными по млечным путям панелек.
– Она солнце в моей груди… – задумчиво протянул он, высказав не прямую мысль, а выудив слова где-то в закоулках сознания. – А вообще да, ничего не было. Потому как наше лето уже оттанцевало. А сейчас осень пишет белый стих. Да и опасно иметь дело с такой красотой. С её манящей и отталкивающей недоступностью. Так и жить захочется. Подожду, пока она состарится. Тогда и подкачу.
– Я в старости буду ездить на карете, запряжённой стаей розовых борзых, – начал вещать, замечтавшись, Костик, наконец нацепив на себя одежду для ног и прочих мест и поелозив по столу скомканным, замызганным кухонным полотенцем, от души прижжённым по краям. – Иногда буду останавливаться и высовывать из окна руку, облачённую в золотую перчатку, чтобы челядь могла её подобострастно целовать.
– Не переводи тему, – Евген со смаком допил свой напиток. Стакан с намёком обнажил дно. Рука тут же потянулась к вожделеющей напоить бутылке. – Серьёзно, Вован. Чё ты с ней не мутишь? Такая девочка пропадает. Просто сок.
– А нахер я ей сдался? – пожал не менее логичными плечами Вова. – Но дело не в этом. У меня ещё осадочек не выветрился из души. Я был в полной уверенности, что то, что случилось с родителями, и те, кому ушла хата, – это одни и те же люди. Такой чёрный-пречёрный риелт. Оказалось, нет. Мне нужно время всё это переварить. Переосмыслить. Или, наоборот, обессмыслить. И найти тех самых.
– Пока ты будешь выветриваться, у неё десятки рыл мажористых подкатывальщиков нарисуются. Поторопись-ка, – Евген, хитро прищурившись, наполнил стакан до краёв и принялся тасовать карточную колоду, которую долго собирал в правильную форму.
– Если это любовь, то она подождёт