Прошедшее время несовершенного вида… и не только - страница 3

Папа отложил рукопись, вынул пистолет и, наставив его на меня, сказал:

– Если не уберешься – застрелю!

Я почувствовал, как сердце остановилось от страха.

Неужели это было?

В пять лет отец повез меня в Ленинград.

Мы пришли в Эрмитаж. Я был в восторге, чувствуя себя в волшебной пещере Аладдина.

Вскоре мне захотелось в туалет. Мы побежали к выходу.

Мимо проносились сокровища, доспехи, картины.

– Папа, мы вернемся? – спрашивал я на бегу.

Мы не вернулись. Фильм оборвался.

Я был заинтригован.

Так у меня появился интерес к искусству.

В детстве мне представлялось, что на свете есть два Бога – Ленин и Сталин.

Сталин все-таки был главнее.

Увидев портрет Отца народов в газете, я старательно его срисовал простым карандашом в свой альбом.

Домашние, увидев шедевр, впервые оценили мой талант.

Я поверил в себя.

Однажды отец сказал, что покажет Сталина.

Посадил на плечи, и мы отправились на первомайскую демонстрацию.

На Красной площади почудилось, что вождь на меня взглянул.

Моей жене повезло меньше. Ее папа, Юрий Георгиевич, тоже решил приобщить детей к народу и пойти посмотреть военный парад.

Святой дух этого не допустил: только вышли из дома, голубь накакал на папину шляпу.

Слиться с массами не удалось.

Вернулись домой.

Самой волшебной игрой в детстве был домашний кукольный театр.

Выгнав меня из комнаты, сестры сооружали кулисы. Когда все было готово, меня – единственного зрителя – впускали и усаживали на стул.

Вход за кулисы был строго запрещен.

Представление начиналось.

Знакомые игрушки, включая сильно потрепанную куклу, привезенную отцом из Германии, оживали.

С одной стороны, было понятно, что за занавеской происходит подстроенный сестрами обман.

С другой – чудесное кукольное воскресение было налицо.

Я пребывал в замешательстве.

Наигравшись с куклами, сестры брались за меня.

Нарядив в одно из лучших платьев, мне завязывали красивый бантик на голове.

Родители отвели меня в школу.

Во дворе нас встретила женщина с благородным седым пучком и в шерстяной вязаной шали, накинутой на плечи.

Звали учительницу Марь Иванна.

Я горячо ее полюбил. Марь Иванна казалась идеалом и совершенством. Никого не было мудрее, добрее и красивее на свете.

Во втором классе Марь Иванна покрасилась в неудачный коричневый цвет.