‒ Если вам угодно осмотреть покойного, я распоряжусь, чтобы его перенесли в школу.
‒ Не нужно никуда переносить! ‒ отрезал Колычев. ‒ Прямо на месте и осмотрим.
На открытое, усеянное едва заметными веснушками лицо священника снова набежала тень, задержалась чуть дольше, коснулась золотисто-русых бровей, на миг сведя их вместе, но вскоре растаяла, уступив место смирению.
‒ Как вам будет угодно, ‒ ответил отец Сергий, чуть склонив голову. ‒ Если у вас нет ко мне вопросов, я вас оставлю.
‒ Не хотите присутствовать при осмотре? ‒ Колычев сощурился.
‒ Дела, ‒ коротко ответил Сергей Иванович и неспешно удалился, сопровождаемый колким подозрительным взглядом оппонента.
*
Трупный запах ударил в нос, как только приподняли крышку гроба. От нестерпимой вони не спасало даже то, что тело обложили камфарой. Фёдор с Кузьмой, снимавшие крышку, дрогнули от вида обезображенного трупа, чуть не выронили её. Колычев поморщился, но глаз не отвёл. И не такое на фронте доводилось видеть. Он склонился к покойнику, деловито раздвинул складки савана, обнажая тело, уже тронутое тлением. Богородица печально взирала на него сверху.
‒ Доброго здоровья! ‒ голос в густой тишине храма прозвучал столь неуместно и бесстыдно громко, что Фёдор с Кузьмой дружно охнули, и даже Колычев вздрогнул от неожиданности, на мгновение решив, что это покойный поприветствовал его.
Выпрямился и раздражённо оглянулся через плечо. В дверях стоял долговязый человек в потрёпанном сером сюртуке, накинутом поверх домотканной рубахи, штаны были заправлены в сапоги. Шляпу он снял и держал в руке. Колычев окинул его цепким взглядом, отмечая худощавое лицо, светлую полоску усов под тонким, с небольшой горбинкой носом, оттопыренные слегка уши, торчащие из светлых жиденьких волос.
Человек шагнул вперёд, перекладывая шляпу в левую руку, а правую протягивая для рукопожатия.
‒ Сомов Андрей Алексеевич, ‒ представился он. ‒ Школьный учитель. Из ссыльных. А вы, стало быть… э-э-э…
Колычев назвался, отвечая на крепкое рукопожатие. Сомов кинул быстрый взгляд на стоящих в стороне вотяков и произнёс:
‒ Мил люди, вы бы вышли на двор, право слово, нечего здесь смотреть. Один тлен и уныние. А нам с товарищем комиссаром потолковать не мешало бы. Тет-а-тет, так сказать.
Мужики кивнули и покинули церковь с видимым облегчением. Сомов же шагнул было ближе к гробу, но был тут же остановлен исходящим из него смрадом. Колычев усмехнулся краешком губ, расстегнул сумку, вытащил оттуда бумагу и карандаш.