– Тогда, где твоя дочь, а?! Может этот твой Лившиц знает? Ты спроси!
Слышу в коридоре шаги, голоса…
– Где? – едва шепчет она, голос испуганно дрожит.
– Выходите, – недовольно смотрит на меня врач. За ней медсестра с подносом, там шприц.
– Марьяна… – подходит с другой стороны к ней её мужик.
– Где дочь? – поворачивается она к нему.
– Я еще не успел решить этот вопрос.
– Что?! – шокированно смотрит на него.
Медсестра подходит со шприцом.
Марьяна, всхлипывая отталкивает её руку.
– Это успокоительное, – комментирует врач, оттесняя меня от кушетки, – у Вас травма головы, Вам нельзя волноваться и вставать.
– Где моя дочь?!
– Мы обязательно выясним.
Марьяна опять отталкивает шприц.
– Юра?.. – жалобно смотрит на него.
– Так надо, Яночка, пусть поставят. Это профилактика кровоизлияния. Мы же не хотим кровотечений и инсультов?
– Нет! – уворачивается от иглы, панически оглядываясь наши лица.
Медсестра уверенным движением фиксирует ее ослабшую руку за локоть и…
Кошкина растерянна и беспомощна, по лицу слезы. Ни разу не видел ее плачущей. Вообще никогда! И моё сердце сжимается. Перехватываю руку медсестры.
– Дайте мне минуту! Я знаю, где её дочь. Дайте нам вдвоем всего минуту поговорить.
– Да вызовите санитаров! – шипит Лившиц. – Пусть уберут этого…
– Я сейчас тебе карету вызову, – басит Медведев. – И санитаров в погонах.
Раскрывает корочки.
– Все на выход, со свидетелем работают опера! – рявкает он.
Врач, возмущаясь, что мы не имеем права, все же ретируется за дверь.
Медведев выводит препирающегося с ним Лившица.
– Кошкина… – набираю я воздуха в лёгкие. – Алёнка три дня в садике… ждёт тебя… – мой голос подрагивает. – Не ест… очень переживает! Подпиши доверенность… я ее заберу пока.
Отрицательно качает головой.
– Пожалуйста… – умоляю я.
Она словно не видит ничего. Меня начинает колотить от её разгорающегося взгляда, в котором расцветает презрение и ненависть. И это запускает во мне тоже злость и истерику.
Не подпишет!
– Если ты мне сейчас не подпишешь это… – качаю я головой. – Я не знаю!… Я тебя через все суды протащу, клянусь! Ты меня знаешь!… Так вот. Я стал гораздо хуже теперь! Подписывай!
Медведев вырывает у меня лист с доверенностью.
– Айдаров… – с досадой. – Иди, отдышись.
Вылетаю, сползая за дверью по стене на корточки.
Зачем она так со мной?! Да, я накосячил, может тогда, всплылил. Может, сказал гадости. Но мне было гадко!! Что я должен был говорить?! Но неужели за слова лишают права быть отцом. А моего ребенка – отца?! Причем здесь ребенок?…