– Боже, да всё-всё! – тушит окурок в пепельнице, встаёт и подходит к окну. – Завяжу потихоньку, слово даю.
– Только заднюю потом не включай, – прошу его заранее. – Зачем звал-то?
– Прямо уж и побеседовать нельзя о том, о сём, – ворчит мужчина.
Я хмыкаю. В его занятом графике и на сон-то времени нет, а для задушевных бесед так тем более.
– В субботу по случаю твоего восемнадцатилетия состоится семейное торжество.
– Мать вашу, только не это, – мой недовольный стон разносится по кабинету.
Все эти пафосные приёмы, на которых лизоблюды в смокингах и вечерних платьях распинаются друг перед другом, вызывают у меня приступ тошноты.
– Наша семья на виду. Ты – мой прямой наследник, а значит, пора не только включиться в работу компании, но и заручиться необходимыми связями.
– В гробу я видал весь этот цирк уродов! – цежу сквозь зубы, снова толкая пальцем чёртов маятник. – Это всё? Или ещё новости «радостные» будут?
– Ром…
Не нравится мне этот его взгляд и бесцветный тон. Чувствую, как в груди змеёй шевелится тревога.
– Савелию стало хуже. Врач сказал, что регресс на лицо, – Сергей тяжело вздыхает и запускает пятерню в волосы.
– Так в чём проблема? Давай отвезём его в Швейцарию ещё раз? К этому твоему доктору Хаусу?
– Отвезём, Ром, отвезём, – тихо обещает он, глядя сквозь идеально чистое стекло на центральный двор.
Мне не нравится, что он не смотрит при этом мне в глаза. Как будто что-то скрывает. Так и есть, судя по всему.
– Сколько? – стиснув зубы, всё же спрашиваю я прямо.
– Никто не может сказать точно, Ром, – отвечает уклончиво, но от меня не укрывается тот факт, что в его позе стало ещё больше напряжения. Оно так и сквозит в каждом его движении.
– Помоги ему, – прошу глухо. – Найди другого врача, если последний не справляется.
– Рома, ты же прекрасно осведомлён о болезни своего брата, – дядя, наконец, поворачивает голову в мою сторону, и впервые за последние несколько лет я замечаю, как сильно он сдал…
Сергей Беркутов, (а в узких кругах просто Беркут-старший), до сих пор может дать фору любому. Высокий, поджарый, с лёгкой проседью на висках. Но речь идёт не о внешности. В его глазах такая хроническая усталость… Работа по девятнадцать часов в сутки явно не проходит для него бесследно.
– Ты бы съездил отдохнуть, – выдаю я вслух.
– Что всё так плохо? – смеётся он.