И вот я пожинаю плоды своей наивности и веры в этого пропащего человека, притаившись в ванной со сжавшимся от страха сердцем, что под натиском неконтролируемых действий физически крепкого мужика ростом под метр девяносто хлюпенький замок слетит с петель. Удивительно на самом деле, что этого еще не произошло.
– Вера… Верка! Открывай!.. ― от его глухого рева трясется настенное зеркало.
Нужно бежать. Сегодня я это сделаю. Мы с Манюней дождемся, пока Сережа угомонится, соберем по-тихому вещи первой необходимости и убежим подальше от этого дома. Я его брошу. Без сожалений, без оглядки. Мое безграничное доверие он сточил в иглу. Сам же на нее наткнется и больно уколется, когда протрезвеет и осознает, что натворил.
Машенька, надув щеки, строго-настрого следует правилам игры. Болтая ножками, считает цветочки на своем розовом платье. Я же с трудом сдерживаюсь, чтобы не начать биться затылком о край ванны, обливаясь горькими слезами. Неизвестность пугает до чертиков.
Лихорадочно перебираю в мыслях варианты, куда податься, и на что жить. От последней зарплаты почти ничего не осталось после оплаты счетов ― этих копеек хватит на две ночи в дешевом отеле. Возвращаться в родной город стопроцентно не вариант. На перелет в Ханты-Мансийск не наскрести. Да и куда возвращаться? К кому? Никого у нас с Манюней не осталось.
Нужно посмотреть, не опустошил ли Сережа заначку. Если нет ― мы спасены. Месяц точно проживем спокойно. Если да… хреново это, но я не возлагаю особых надежд на то, что возможно найду. Поедем с Машкой ко мне на работу, я попробую выклянчить у босса аванс.
Жилье, жилье, жилье, где нам с Машенькой жить?
Не знаю, сколько минут мы с дочкой сидим, проглотив языки. Шум за дверью прекращается, и я набираюсь смелости, чтобы сделать рискованный шаг. Отодвигаю защелку и осторожно выглядываю наружу. Просунув голову в проем, удостоверяюсь, что коридор пуст. Наказываю дочке оставаться в ванной, а сама отправляюсь в поисках Сережи.
Разлегся поперек нашей кровати звездой и храпит в покрывало. На цыпочках крадусь к шкафу-купе, размышляя, почему в этот раз моя паника зашкаливает. Прежде Сережа не бил меня. Замахивался в состоянии горячки, поливал грязью нас с Манюней, называя «прицепом на его шее». Извинялся потом, правда, однако слова тоже имеют свойство ранить. Вот и эти глубоко въелись под корку сознания, отзываясь тупой, скребущей болью.