Приподняв подол платья, Екатерина взошла в вагон и направилась к купе. Голос Сабурова настиг ее, когда она уже открыла дверь.
– Доброй ночи, Екатерина Елизаровна!
Она хотела ответить, но голову сдавил очередной спазм. Ввалившись в купе, она захлопнула дверь и едва успела добраться до туалета, как ее бурно вырвало.
Через четверть часа, когда в желудке наконец ничего не осталось, головная боль отступила. Екатерина добралась до дивана и прижалась виском к окну. Внизу, под колесами поезда копошилась непроглядная темнота, а сверху плыло ярко-синее бархатное ночное небо, звездное вдалеке от городов. Десять суток пути поезд ненадолго вырывался из темноты на солнечный свет, как дельфин из воды, чтобы потом снова погрузиться в ночь.
Перестук колес изменил тон, сделался звонким и гулким – въехали на мост. Замелькали металлические арки, расчертили небесный купол цвета берлинской лазури.
Мостов на КВЖД2 было больше двухсот: каменные, металлические, исполинские, через реки Сунгари, Хуанхэ, Тайцзы, Дунляохэ, Элин… Мосты завораживали. Пугали.
Сегодня вечером спор в вагоне-салоне начался с очередного моста – то есть, ни с чего, как это обычно и бывает в долгом путешествии, когда пассажиры уже неплохо знают друг друга и страдают от тоски.
В окнах мелькали фермы моста. Екатерина поглаживала подлокотники кресла и рассеянно наблюдала за салоном. Книгу она оставила в купе.
Чаевская Анастасия Владимировна, дама в возрасте, с немалым состоянием, кустистыми бровями и любовью к коньяку, прикрыла пергаментные веки и перекрестилась. Увидев это, белокурая барышня в темно-лиловом вроде бы себе под нос, но излишне громко произнесла:
– Темные века!
– Что вы себе позволяете, Мария Лионовна?! – Чаевская поджала тонкие губы.
Мария Лионовна Бринер была умна, очаровательна и уже не раз демонстрировала спутникам современные взгляды. В сопровождении менее яркой компаньонки Елены Андреевны она направлялась к отцу-банкиру в Харбин, где собиралась работать учительницей.
Девушка добродушно рассмеялась:
– Анастасия Владимировна, будет вам креститься! Мы этих мостов проехали уже десяток. Надо же доверять прогрессу человеческой мысли.
– Не вам меня учить, милочка. Может, и доехали только потому, что я перекреститься успела.
Вскинув голову, Чаевская уставилась в окно. Пейзаж был уныл и однообразен, и быстро ей надоел.