Сергей вошел в комнату, совершенно молча, включив попутно стоящий на кофейном столике музыкальный центр, из которого раздался голос психоделического рок-н-ролла, но достаточно медленного, чтобы под такую музыку заниматься сексом.
Что играло – Сергей не знал.
Выпил вина, смотря на Киру, смотрящую на него, облизывающую свой указательный палец, когда другой был между ее ног, Сергей двинулся на нее.
Сначала, обвел вокруг ее шеи ошейник, затем запихал ей в рот ее черные шелковые трусики – в это время он давным-давно был наготове к решительным действиям, – затем надел назад ее бюстгальтер, и шелковым красным шарфом, свисающим со спинки дивана, который принадлежал Кире, и которая забыла его у него, перевязал ее руки.
Она была готова к дальнейшим действиям.
Особенно это читалось не во взгляде, где глаза горели, а по ее красной щеки, впрочем, как и по второй – тоже красной.
(теперь садомазохизмом никого не удивишь)
(особенно в 21 веке)
(да, особенно и в году так 2011-м в России)
Сергей, словно тень, спускающаяся со стены при закате солнца, когда воцаряется луна, сползал своим языком, сложив его в трубочку, по ее лицу вниз к шее и далее, как слизывал бы сладкие понравившиеся приятные вкусом клубничные или ежевичные сливки.
Одна рука заходила между ее ног, другая держала ее запястья, а язык добрался до ее маленьких грудей, привлекающих и кричащих в мольбе их облизать.
Он испытывал наивысшее счастье, пока прикасался к ее телу: и кончиками своих пальцев и языком. И чувствовав ее свежий аромат тела, погружался в еще одну нирвану в этом слишком огромном мире эмоций и восхищений.
Сергей все больше горбился, пытаясь сползать вниз, но получалось не так, как было запланировано, и все же в итоге он снова дошел до ее уже личной нирваны, и только вкусив аромат этого места, он продолжил свою игру.
Надавив на лямки ошейника, свирепого своими шипами, который обычно надевают на бульдогов, Сергей снял с себя последние плавки – все, что было на нем, – и наконец-то пропал в Кире – со всем энтузиазмом, что у него только нашелся.
Она издала первый стон.
Подобие крика.
Сломанную мечту присопатки.
Сквозь трусики, которые были запиханы ей в рот, Сергей ничего не мог расслышать, но это было и не важно.
Одной рукой он упирался в кровать, а другой уже схватил ее запястья, прижав, что было сил к стене, у которой и стояла кровать, и только больше растворялся в этой брюнетке, которая, видимо, ждала чего-то банального, но не слишком поразительного, что происходило сейчас.