– Привет, меня зовут Элвин, – и протянул вялую липкую руку.
– Сет, – представился я и отодвинулся подальше – от него жутко воняло, сыростью, плесенью что ли, но руку я все-таки пожал.
Святой отец снова занялся христианской озвучкой. А я вполглаза изучал Элвина. Да будь он хоть лучшим игроком «Янкис», никогда бы с ним не подружился! Удивительно неприятное лицо. Ассиметричное, бледное, узкий длинный подбородок, крупный нос, скулы, находящиеся в постоянном движении, сальная челка и взгляд заискивающий, но насквозь лживый. И еще этот запах, этот тлетворный душок… Я вдруг вспомнил. Семь назад у меня были рыбки. Гуппи. Мы собирались с родителями на неделю в Нью-Йорк, планировали всего на неделю, а я забыл сменить воду и наполнить автоматическую кормушку. Вернулись только через двадцать дней, город несбывшихся грез все кружил и кружил по магазинам, галереям и мьюзиклам. Рыбки плавали кверху брюхом. Вода в аквариуме зацвела, стекло позеленело, а в комнате несло так, что я выкинул рыбок вместе с аквариумом и несколько дней не закрывал окно. На улице бесилось от жары лето, а мертвенная сырость никак не выветривалась, будто в комнате были и миниатюрный рыбзавод, и яма с компостом, и еще, еще что-то… Точно, старый лес, умирающий от затянувшегося ожидания первого снега. Так пахло возле оврагов, на дне которых не разглядишь даже броскую кленовую смерть. Только от Элвина несло еще и какой-то химией – вот уж отвратительный бонус. Я тогда подумал «серьезные же препараты назначили врачи, если от него разит так, что окружающих тошнит». Школу Элвин, как выяснилось, не посещал – слишком много ступеней и никакого лифта, потому учился дома.
После проповеди прихожане попросили Господа о процветании сначала Америки, потом штата, после округа, а в затем и этой дыры из однотипных каркасных домов. Затем все потянулись к Барнсам: приглашали на чай с «Пищей ангелов» (обычный условно-домашний бисквит из готовой смеси), в кино с просроченными «Звездными войнами», интересовались здоровьем безнадежно больного Элвина и восхищались картинами Донны.
Уже в сентябре я узнал, что Донна действительно хорошо рисует: и портреты карандашом за очень скромную плату, и пейзажи маслом – в подарок. И это были не опрятные пасторальные овечки на лугу с цветущей люцерной, а прямо-таки декорации к ужастикам по романам Кинга – лесная немая психоделика и глубина оврагов под размытым оскалом месяца, пойди-ка, догадайся, что там на самом деле. Такие холсты нужно вешать в охотничьем домике, над камином, по соседству с отпиленной головой оленя с плексигласовыми глазами, а не в светлой гостиной с мягким диваном или в столовой в идеальных оттенках оливкового и легкими занавесками. Но самое важное узнаешь с явным запозданием, так уж устроен этот мир. Однако если бы честным, то это были потрясающие картины – просто глаз не оторвать от темной масляной многослойности. Одну из них Донна когда-то подарила школе, она висела недалеко от входа – не захочешь упрешься взглядом.