– И ты хочешь сказать, что девчонка красивая? Так себе. Губошлёпая жабочка, – оценил отчим и кинул фотографию на диван.
Данила кипел от негодования и ненависти. Злился на себя, что поведал тайну этому уроду.
***
– Ты что здесь развалился? – громыхнул голос.
Шпана проснулся от тычка в макушку, ресницы нехотя разлепились, непонимающие глаза смотрели на широкоплечего скуластого громилу, обширный бицепс которого под рукавом пиджака, давно погибший под слоем жира, выдавал бывшего штангиста и борца.
– Забыл, где твоя кровать? – Отчим за шею приподнял Данилу. – Давай отсюда, шаркнул кеглями.
Шпана молча встал с дивана, глянул на настенные часы с маятником – в стеклянной дверке отражался затылок и бычья шея, вышел из комнаты, шаркая подошвами тапок по доскам пола.
– Как там тётка поживает? – поинтересовался отчим. – Объел, наверное, бедную?
– Тебе какое дело? – проворчал Данила. – Моя родная тётка к тебе никакого отношения не имеет. Она тебя, урода, презирает.
– Что молчишь? – Отчим стоял в дверях, выставив квадратный подбородок в кухню, и заорал, увидев сколько пасынок отрезает колбасы. – Ты ещё полбатона откромсай! Куда такими шмотками режешь! Не один дома живёшь. И не тебе куплено. Кашу лучше жри. От неё… здоровее будешь! – с усмешкой прогорланил отчим последние два слова.
Данила забросил колбасу в холодильник и шлёпнул отрезанным куском по столу.
– Да подавись.
– Чего-о? – зашипел отчим. – Оборзину обожрался в гостях? А, щеночек?
Данила получил удар кулаком в печень, от боли загнулся и упал на колени. Отчим – мужик здоровый, сейчас с ним не справиться, наверное. Однако, Шпана удивлялся себе – почему ни разу не рассказал своим друзьям: отчима давно бы урыли как червя навозного, но на два метра глубже, да ещё бы на могильный холм насрали. Или неосознанно оставлял месть для собственного клинка? В одном Данила был твёрдо уверен, что пройдёт пару лет и тогда вернёт отчиму всю его обильную жатву: сполна!
– Мамочке пожалуйся! – раздался из ванной голос, несколько раз истерически хохотнувший.
Данила посмотрел на трёхлитровую банку с компотом и еле себя сдержал, чтобы не разбить об затылок отчима. Компот был вишнёвый, и он представил, как вместо радужки с хрусталиком вставит туда косточки.
Когда боль стихла, Шпана поспешил на улицу. Он решил зайти к Филатову Сергею – лучшему другу с детского сада и однокласснику. Того не оказалось дома. Мать Сергея, невысокая сухая женщина с печальными глазами, не снимавшая на людях платок, из-под которого выбивались седые локоны с редкими вкраплениями тёмных волосков, сообщила, что сын ушёл рано утром, очень спешил.