Савах постоял над телом пару минут, затем медленной походкой удалился в сторону клуба.
Очнулась Оля под гомон окружающих её молодых парней. Она вскочила на ноги, спихнула одного со своего пути, стремглав ринулась домой под общее улюлюканье небольшой толпы.
Полночи несчастная проплакала, укрывшись с головой под толстым ватным одеялом. Никто, никто не мог ей помочь. Рассказать всё, что с ней происходит, родителям-алкоголикам? Проку не будет.
Оля не заметила, как уснула в четвёртом часу ночи под безмолвные рыдания, под безнадёжные горькие слёзы.
Лампочка в ночнике на письменном столе перегорела.
***
Данила долго не мог заснуть. Не давал покоя вопрос: что же написала Олька? – а также он ругал себя за то, что погорячился и так безмозгло ответил. А если она, так сказать, смертельно обидится, плюнет на него, охладеет сердцем и станет девушкой других? Филата, например. Да в первую очередь! Или вообще ничей, но только не его. Ведь не один раз приходилось слышать, как говорят: от любви до ненависти один шаг. И он всё сделал, чтобы этот шаг случился.
Теперь всё зависело от Оли. Насколько серьёзно она на него обозлилась.
Шпана повернулся на правый бок и всмотрелся в спящую сестру; подложив одну ладонь под щёку, другую руку вытянув вдоль тела на одеяле, она еле слышно сопела.
Тоже, наверное, в кого-нибудь влюблена. Как раз в четвёртом классе. Судя по рассказу Калины, Ольга в такое же время рассказала ей о любви к нему.
В прихожей горел свет: сестра боялась спать в темноте.
«Отчим достал, – размышлял Данила. – Хочет, чтобы я питался одними кашами. Сам мясо тоннами поглощает. Хорошо, что у бабушки поесть можно. А то каши поперёк горла застряли. Мать – ни слова отчиму против не говорит. В этой квартире я стал совсем чужой, изгой. Такое ощущение, что мать вообще ненавидеть меня стала. Отчим и сестру против меня настраивает. Та всё реже и реже со мной общается, с каким-то отчуждением».
Данила тоскливыми глазами взглянул на спящую сестру. Мысли вернулись к Оле.
«Всё, решено, завтра сяду за одну парту и обо всём переговорим».
Утром, как обычно, Шпана опаздывал на урок. Он бежал по коридору, погружённый в мрачные мысли и сбил молодую учительницу. Тетради и учебники из женских рук разлетелись метров на пять.
– О, извиняюсь. – Данила приложил ладонь к груди, показывая жестом, что сожалеет от всего сердца. Его пальцы забегали по линолеумному полу, помогали собирать учебники, тетради, листы.