Саму Тэссу тоже хватают, тащат, перекидывают как куль через спину взрослого дракона. Она вопит, брыкается, но это все бесполезно – кожаные ремешки перетягивают ее запястья и голени, и все что ей остается – это смотреть, как внизу мелькает земля, проносятся горящие крыши, как исчезает все, что она любила.
Тэсса готова была поклясться, что ничего этого с ней никогда не было. Она выросла в деревне, была поздней и желанной дочерью пожилых уже родителей. Вот запруда, на которую она бегала ловить рыбу. Вот дом, который достался ей в наследство. Вот там, под березой, могила папеньки, рядом лежит мать. Она сажала там цветы каждую весну, пока не осталось ни одного клочка земли, который не расцветал бы.
В конце концов, вот бабкин гребень – дед привез его из набега, диковинная вещь из чего— то прозрачного, украшенная бирюзой. Вот прабабкино зеркало, мутная амальгама. Вот ее огород, грядки, козы, овцы, куры.
Тэсса зажмурилась сильнее. Голова кружилась, хотелось плакать и куда— то бежать, но сил совсем не было.Где— то далеко уверенный женский голос неразборчиво что— то пел. Пушистое за спиной размеренно дышало и посапывало. Пахло травами, сухой тёплой шерстью и корицей.Перед глазами стояла обваливающаяся внутрь крыша учебного корпуса.
Дора тоже спала. Дрема обняла Дору уютным мягким коконом, глаза слипались так, что не было никакой возможности их открыть.
Ей давно не было так хорошо, спалось как зимой – две перинки внизу, две перинки сверху, бабушкины подушки из утиного пуха. Снаружи – колкий холодок и тонкая струйка ледяного воздуха хватает за нос, а она в уютном теплом гнезде, пахнущем лавандой и немного перьями. Дора расслабилась так, что кажется, даже кости растеклись в сироп.