– Что ты наговариваешь на Максика? Мы его подняли, воспитали. Он всегда с нами жил, помогал. Учился в месте хорошем. Вернулся, привез жену хорошую, ласковую, сына. Зачем же ты так про него? Он же ничего не сделал.
Дед, не слыша, смотрел мутными глазами на Влада. От злости того не осталось и следа. Юноша уставился в тарелку и старался не шевелиться под тяжелым взглядом. Старик закряхтел и опрокинул стопку. Рукавом протертого пиджака вытер рот.
– Ты посмотри, бошку опустил и молчит! С сыном я допустил ошибку. Мало его порол. Но с внуком все исправлю. Всю дурь выбью, – ссохшийся человек встал из-за стола. Со скрипом отъехал стул, царапая пол. Тяжелое дыхание деда конденсировалось на стенах. Даже мебель с ножками хотела ожить, чтобы убежать подальше. Дед стал снимать ремень – змею, которая очень больно кусает металлической челюстью.
– Сашенька, ты чего? – бабушка обвила сухими ветвями рук мужа. Она была на уровне его пояса, и лицом упиралась деду в ширинку. Он смотрел на нее свысока, упиваясь ее унижениями. Старик оставался непреклонным и посмотрел на Влада, слегка покачиваясь.
– Ты посмотри на него, еще и смеется надо мной! – дед начал покрываться красными пятнами. Это был верный признак его трансформации в чудовище. Влад вскинул напуганное лицо и уронил ложку в суп. Не успел спрятаться от монстра. Теперь несдобровать.
– Сашенька, не трогай Владика!
Поздно, ба. Дед напоминал разъяренного дикого зверя из бестиария, которые читал парень. Зверя без пощады, без совести, без боли. Только ярость. Он превращался в него с того дня, как умер его сын. И, кажется, становлению твари не было конца.
– Сашенька, садись, – лицо бабушки было на одном уровне с членом деда.
– Отвали, старая потаскуха! – старикан отшвырнул жену на холодный пол. Она грохнулась на камень и превратилась в груду едва шевелящегося тряпья.
«Что ты творишь с бабушкой?!» – вспыхнуло внутри Влада.
Дед отшвырнул стул ба так легко, как будто он не был массивной старинной работой. Раньше он никогда не посягал на поместье, на бабулю. Значит, дедушки больше нет. Он умер насовсем. А чудовищу ничего не важно.
Старик пошел в сторону бабушки. Дед шел медленно, и каждым шагом вбивал в каменный пол свою власть. Не должно быть такой власти у человека, но он уже не был человеком. В его глазах Влад увидел искрящееся насилие, как оголенный провод, и от этого внуку стало нестерпимо холодно.