То ли потому, что за последние двадцать четыре часа он так легко и неоднократно выходил сухим из воды, то ли потому, что так уж хлебушек был хорош, но Яшке почему-то казалось, что теперь фартанет и в другом, куда более важном для него деле.
О происшествии в расселенном доме, о том, что он, по сути, свидетель убийства и мародер, Анчутка не думал вообще. Вспоминал с ухмылкой борзого хуторянина, который его, фартового, к тому же москвича, желал вляпать в темное дело. «Ищи дураков за тебя впрягаться, пес седой».
Так и прикорнул, радуясь своей ловкости и изворотливости, и благополучно продрых до самой станции. Если бы раздутые щеки не препятствовали бы обзору, то Яшка мог бы увидеть, что из той же электрички на платформу, по дневному времени малолюдную, сошла узнаваемая фигура в лапсердаке, с чемоданчиком в руке. Пижон из шалмана, увидев Анчутку, отвернулся было, но тотчас понял, что до него этому надутому типу дела нет. И все-таки для верности обождав, пока Яшка уйдет, он пошел по насыпи обратно, в сторону центра, потом свернул, приблизился к казарме, с сомнением оглядел ее разрушенное крыло.
– Тебе кого, мил человек?
Седой парень обернулся, узнал мужчину и широко улыбнулся:
– Доброго утречка в хату, дяденька! Как вы сами себя имеете?
Путевой обходчик Иван Мироныч Машкин, сдвинув фуражку на лоб, почесал затылок.
– Приехал, значит.
– Жестокая судьба согнала с насиженных мест. Таки кроме вас в столице у меня никого надежного.
– Не ко времени ты.
– А я всегда не вовремя, – радостно подтвердил парень, – но вы же меня не прогоните?
– Почему, допустим?
– Полезный я, дяденька. И знаю про вас ой как много, зачем вам этих неприятностей? Я и сейчас до вас не с пустыми руками, вот, – он похлопал чемодан по кожаному боку.
– Это что у тебя?
– Пропитание, – пояснил парень. – Я на шее сидеть не привык.
– Ну-ну…
– Вот на первое время аренда за крышу, – и он протянул обходчику холщовый мешочек, связанный бечевкой. – Рыжье и касса.
– Что ж ты светишь?! – возмутился Мироныч, пряча мешок в карман и озираясь. – Тут тебе не хутор!
Гость огляделся: никого, пустые пути в одну сторону, в другую, только шумят деревья и галдят птицы.
– Ни души ж кругом.
– Это кажется так. Тут отовсюду уши торчат, из-под каждого куста. Ладно, пошли в хату, тебя переодеть надо первым делом. И побрить, нечего тебе своей шевелюрой светить. Вот эту дрянь под носом долой.