Жена посмотрела на него с осуждением. Дима давно перестал удивляться тому, как много разных эмоций она могла выражать одной лишь синевой своих глаз. Привык, хотя и продолжал любить Веру.
– Ты же знаешь, что я прав.
– Зря ты так. Все‑таки у людей горе.
– А к чему тогда это все, Вер? Почему только нас и позвали? Мы ж и не знаем их толком… Странно!
Внизу текла ленивая дворовая жизнь: подросток выгуливал овчарку, мужик склонился над открытым капотом «Калины», дама в широкополой летней шляпке искала среди опавшей листвы каштаны. В щелях плотной застройки алел кровоподтеками закат.
Вера прикусила губу.
– Сергей – владелец компании. Наташа – директор, начальство мое. Как тут откажешь?
– Нет, это понятно. Карьерный рост, все дела… Но вот ты, скажи, знала, что у нее днюха только в ноябре?
– Не знала, конечно.
– Вот и я думал, что тут толпа народу будет. Странно, опять же, что не отменили после случившегося, но у богатеев свои причуды – я так думал. А тут такое… Охренеть же, Вер.
Прикурил помятую сигарету от зажигалки, передал жене. Себе достал еще одну. Рядом зазвенел комар. Дима наугад выдохнул в сторону звука дым.
– А все эти вещички детские, по квартире раскиданные, ты видела? Коляска в коридоре стоит – разве ж это нормально…
– Ну, наверное, по‑своему переживают…
– Да они ведут себя так, будто ничего не произошло! Словно завтра собственной Настёной обзаведутся.
Он пару раз глубоко затянулся, собирая мысли «в кучку».
– Знаешь, что меня добило? Игрушки. У них даже в сортире на бачке какой‑то гном сидит. Гном, Вера. В сортире. Вот что это за хрень – дежурный по унитазу?
– Ох. – Она посмотрела внутрь комнаты, ища взглядом дочь. Кончик тлеющей в тонких пальцах сигареты начал едва заметно подрагивать.
– Понимаю, неудобно. Но ты сама подумай – они, начальство твое коллективное, решили отпраздновать день рождения неродившегося ребенка. Что само по себе… Нас позвали. Да еще с Настей. Разве это нормально? – повторил Дима.
– Настёна… – голос Веры дрогнул, когда она посмотрела на мужа. Со дна маленьких синих озер поднималась, проблескивая на концах ресниц маячками‑слезинками, паника. – Я думала, для Наташи это как антистресс…
– Спокойно. – Дима выхватил из ее трясущихся пальцев сигарету. – Просто давай уже собираться и уходить.
Сатуров храпел. Шелковая рубаха расстегнулась, обнажив кружево черных волос на жировом валике пуза. Мерно постукивал маятник механических часов. У телевизора сидел плюшевый розовый слоник. Со стены на взволнованных гостей взирала африканская (а может тайская, Дима не разбирался) маска. Они прошли мимо кресла, серванта, мимо стола с рюмками и бокалами, с мясными нарезками, магазинными соленьями, конфетами, нетронутым тортом с торчащей из него, как шпажка канопе, одинокой потухшей свечой.