– Наташа?.. – окликнула Вера. И уже громче: – Настенька!
В просторной прихожей никого обнаружить не удалось. В хозяйской спальне царила темень. Дима сунулся, нащупал выключатель. Надавил кнопку – пусто.
– На кухне нет! – с нарастающим волнением докладывала Вера. Хлопнула дверью. – В ванной тоже! Настя! Наташа! Настя‑а!!!
– Да не психуй ты…
Дима уже и сам разнервничался не на шутку. Заглядывая в одну, другую, третью комнату, ругал себя в мыслях – и как в голову‑то пришло доверить ребенка этой сумасшедшей? Пускай на минуту, но мало ли… В очередной раз пробегая мимо храпящего Сатурова, испытал дикое желание пнуть пьяного борова в жирное брюхо.
– Настёна! – позвал сам.
В памяти вспыхивали заголовки новостных лент: безумная старуха сварила внука в ванной; подростки замучили одноклассницу после школы; восьмилетний мальчик ушел от родителей‑алкоголиков и замерз в снегу. Какой еще снег в сентябре, господи, откуда?.. Воображение рисовало картины одну страшнее другой, но все без исключения – с участием Натали и Настёны.
«Без паники. Если в квартире их нет, значит, зачем‑то вышли».
Вернулся в прихожую, чтобы проверить замки, но тут же сообразил – ботиночки‑то Настенькины, вот же они, рядом с коляской чертовой. И курточка висит вместе с Веркиной, на одном крючке…
Коляска вдруг ожила и с протяжным, режущим уши воем вылетела ему навстречу. Колесо с силой ткнулось в голень, заставив охнуть от боли.
– Не нашли, не нашли! Я выиграла!
– Господи, Настя! – Вера, отпихнув мужа, подскочила к дочке. – Что ж ты пугаешь‑то нас так!
– Ма, – плеснула синевой из удивленных глаз Настёна. – Ну я же выиграла, правда?..
– Выиграла, выиграла, конечно же, выиграла, солнце! – Вера оглаживала золотистые волосы, целовала дочь в пухлые щечки и лоб.
– Тогда можно забрать себе? Можно же? Можно‑можно‑можно?!
Отлипнув от матери, Настёна повисла на коляске, запустив руки в люльку.
– Насть, ты чего? – Дима прекратил потирать ушибленное место.
А та, покопошившись, спрыгнула на пол и гордо предъявила родителям свою находку, которой оказался обычный голенький пупс. Тряхнула куклу в воздухе – пупс моргнул, одно пластиковое веко так и осталось полуприкрытым. А из маленького, будто лезвием вырезанного рта раздалось механическое, лишенное эмоций:
– Ма‑ма.
Онемев, Дима с Верой уставились друг на друга. В тишине тоненько скрипнула дверь уборной. В прихожую зашла Сатурова. Качало Натали так, будто несуществующий ветер заметно усилился за те десять минут, что прошли с тех пор, как она поднялась из‑за стола.