Вадим сел в темный зрительский зал, сказал помрежу, что следует начать репетицию с драматической части, танцы-пляски потом. Итак – со второго действия, рабочее название этой сцены для себя режиссер-постановщик определил как «после секса».
Выгородка была установлена. Вадим дал сигнал жестом руки, чтобы световики заняли места, звуковики тоже были уже наготове. Через две недели премьера, быстрее бы отмучиться – и в отпуск.
Актеры играли примерно так, как Вадим с них и требовал: он особо не обсуждал с ними их роли, плевал на все это. Что зрителям понравятся повы-шенные и надрывные интонации, было понятно.
В ситуации, когда приходилось что-то делать по велению руководства, он всегда проговаривал про себя фразу из старой песни: «Я подкину пару за-морочек про гашиш, про женщин, про вино. Это им так нужно, ведь без этого так скучно. Им другого в жизни не дано».
Реплика, диалог, монолог, все громче и громче герои. Слезы Эвридики – то, что нужно театру, который должен от муниципалитета получить суб-сидии на световое оборудование. И еще грустной музыки побольше. Да такой убогой, которой вчера не хватило. В этом деле все просто, надо привлечь хорошего художника, чтобы декорации по уму запланировал: луну трехмерную на задник залепил, чтобы трагедию обострила – и дамочки в слезах, мужчины ничего не поняли, но горды, что побыва-ли в театре, просветились. Никакой политики, никакой элементарной, сиюминутной и колкой правды, только извечная и красивая любовь за которую не привлекут, не растерзают цензоры и морализа-торы. Начальство будет довольно. Пришедший на премьеру мэр подарит бутылку дорогого коньяка и цветы из итальянского магазина. Произнесет пламенную речь, от которой станет совсем тошно.
А после местные СМИ и прикормленные федеральные напишут, что спектакль говорит о добре и зле, настоящей любви, что он глубокий, изящный и интонирующий.
– Ты положила голову мне на плечо и уснула. А я, я неожиданно почувствовал себя сильным от того, что ощущал тяжесть твоей головы на своем плече, – изо всех сил изображал влюбленного Орфея молодой выпускник Валерий Конопаткин.
– Мне чудилось, что мы лежим голые на песчаном берегу, моя нежность, подобно морскому приливу, постепенно заливает наши распростертые тела.
Вадим поморщился. Вспомнил ее. Подумал, не дай Бог, она увидит его сейчас таким жалким, репетирующим такую херню. Впереди годы алко-гольного трипа, плавно переходящего в одинокую старость, ничего хорошего жизнь больше не предвещала.