– Приятная новость…
– А Хорунжев… Хорунжев женился, на Весенней новый комплекс строился – знаешь? Вот он туда с бабой своей и въехал.
– Так его же еще не сдали.
– Пока ты в армии чалился – сдали.
Дальнейшее козловское повествование о жизни поселка и Климовска заставило Нарышкина усомниться в своем выводе о «точке невозврата»: рассказ получился обстоятельным, красочным, наблюдения были цепкие, выводы – аналитические. Может, еще не все потеряно? Делом бы ему серьезным заняться, но здесь его не сыщешь. Да и самому Нарышкину, кстати, надо что-то решать с трудоустройством. Новостное агентство, куда его направили после института и где он просидел аккурат до призыва, являлось структурой государственной, и заработать там в перестроечные времена можно было только на поддержание штанов. Беседу прервал визит Игоряныча, который непомерно обрадовался возвращению московского гостя, и, разумеется, день был завершен «в лучших традициях»: за принесенной Козловым бутылкой, которую уничтожили мгновенно, последовало еще несколько емкостей с «проклятой», а роль гонца в местный продмаг, получив денежное довольствие от Нарышкина, взял на себя бывший зек.
Участие в судьбе Козлова и желание помочь ему встать на ноги – дело хорошее и, можно сказать, богоугодное, но ситуация в те времена сложилась так, что не меньше в помощи, о чем уже было сказано, нуждался и сам Нарышкин. Деньги, что он получил по своему офицерскому дембелю, таяли с невероятной быстротой. Плохо ориентируясь по прошествии двух лет на рынке вакансий и не имея полезных связей на гражданке – а откуда им взяться, если он служил? – Нарышкин пошел на поклон в Агентство печати «Новости», в свою редакцию переводов, возглавляемую, как и прежде, Софьей Игоревной Фонвизиной, корпулентной дамой «50 плюс», открытой, требовательной и до костного мозга убежденной в правоте марксистско-ленинского учения. Подробности их встречи, а также суть первого рабочего проекта, который поручила Софья Игоревна своему возвращенцу, имеет смысл передать в полной мере, поскольку они серьезно повлияли на дальнейшую судьбу Нарышкина, оказались, не побоимся громких слов, поворотным пунктом в его личностном становлении. Итак, солнечным утром сразу после майских праздников, предварительно договорившись об аудиенции, Нарышкин стоял на ковре в редакционном кабинете у «самой».