– Мастер, – начал я, – мне нужен совет.
Выдержав недолгую паузу, длиннокосый открыл глаза и пристально посмотрел на меня.
– Снова о книге перемен? – даже под маской чувствовалась улыбка.
– Да, – с трудом сдерживая улыбку, – я никак не могу продвинуться вперед, потому что нигде нет подробных разъяснений. Да, я знаю, что она из себя представляет, что трактует и объясняет, но как этим пользоваться?
– Как по-твоему, почему книга перемен сохранилась до нашего времени только в гексаграммах?
– Потому что сохранять ее на каком-либо языке было бы глупо – последний меняется с течением времени, цифры же – нет.
– Тогда каким образом ты бы сохранить инструкцию по применению, используя те же цифры?
– Хороший вопрос.
– То, что ты сегодня знаешь о ней – лишь комментарии таких же людей, как и ты. Кун-Цзы [1], понимая это, отметил, что ему не хватило бы и всей жизни, чтобы понять ее.
– Я, кажется, тебя понял…
В мгновение окружающая действительность расплылась, растворяясь в каждом вдохе и выдохе. Я встал ноги и удовлетворенный подсказкой погрузился в размышления о книге перемен. Иногда очень полезно смотреть на привычные вещи под непривычным углом.
Для большинства людей «И-Цзин» не более, чем забава, используемая для гаданий. Все это напоминает игру аборигенов рядом с некогда упавшим самолетом, который они воспринимают как божественное проявление и превозносят ему жертвоприношения. На самом же деле, книга перемен не имеет ничего общего с предсказаниями в том дурном смысле, который ему придают современные авторы. Помимо того, что структура гексаграмм точь-в-точь соответствует математической комбинаторике, повторяет структуру строения кодонов и триплетов ДНК, полностью отражает идеологию акупунктурных точек человеческого тела, музыкальной грамоты, световой и других электромагнитных волновых возмущений, она способна с точностью описать каждую пульсацию этого мира, учитывая и время, и пространство. Не слабо для древнекитайского трактата с более, чем двухтысячелетней историей? И тот, кто столь лаконично упаковал сокровенные знания в настолько стройную модель, заслуживает не только уважения.
Полугодом позже…
В мой кабинет вновь вернулся уже известный собеседник, донимавший меня историей двенадцати монет. В своих руках он держал листок со слабо разборчивым женским почерком, который всегда легко узнать по присущим только им закорючкам и слоговым переплетениям. Цель его прихода была ясна как никогда.