Он машинально похлопал себя по карманам, извлек сигареты, прикурил. И как сизый дым, что безвольно плыл по воздуху, так и Микки отпустил мысль на свободу. Новая затяжка. Еще. Доза никотина дала иллюзию уверенности. Сквозь синий дурман случившееся представилось иначе: Данька исчез, но раньше надо было предполагать такой исход, раньше.
Он успокоился, поняв, что эмоции ни к чему не приведут.
«Палыч прав», – заключил Микки, оказавшись в своей комнате и садясь за стол. Вынув из ящика лист и ручку, сосредоточено посмотрел на белое поле.
Итак. Он мог описать произошедшее с самого начала. Да, с того момента, когда увидел уродливое тело свалки в бинокль. Туман рассеялся и коричневое… Нет. Стоп. Смешно ведь. Это же рапорт, а не художественное произведение, значит, писать надо по существу. Но отчет без художественных прикрас не вытанцовывался. Они настойчиво лезли на бумагу. Краем сознания, он догадался: они занимали пустые места, где Микки не хотел чего-то рассказывать. Писать все, как есть? Писать только правду? А что есть правда? Мысли, как озорные блохи, запрыгали. Они заполнили внутреннее пространство своим бесполезным шумом.
Микки задался вопросом: кто первый предложил съездить на свалку? Микки вспомнил столовую и фразу о тенях, брошенную Данькой. Значит, началось с Даньки. Затем Палыч подтвердил, что писал доклад о свалке, хотя туда и носу не совал. Выходило, что идея возникла на пусто месте? Затем бар. Вот тут они развернулись на полную, и, вроде, как он, Микки, загорелся мыслью, а старший дозорный не стал отговаривать, а наоборот. И вроде, как он виноват, но Палыч… Что он сказал тогда? Это же случилось не давно, и почему тогда… Он сказал что-то о билетах. Точно, билеты куплены, места заняты в зрительном зале. Что-то в этом роде. Шоу? Опять спектакль? А потом колесо завертелось. План начал осуществляться и…
Микки отложил ручку и прислушался к голосу тишины. Тишина сказала ему, что он упустил деталь, может, не одну, а несколько деталей, которые бы все разрешили, но вот что за детали. Микки искал виновных, не себя в этой истории, не свою ответственность. О ней он хотел умолчать. Но внутри, каждый раз, Микки задевал заусенцу, и она отзывалась болью. Казалось бы, маленькая заусенца, но столько неприятностей и неудобств несет. Он вначале решил: дело выглядело просто. Но другая часть его – называй, как хочешь – «второе я», «подсознание», «внутренний голос», «интуиция» – старалась перекричать рассудок. И вот тогда, как спасительные шоры, как наваждение, являлась уверенность: упущен какой-то важный эпизод. Может, слово или фраза, случайная мысль, жест, взгляд, поворот головы и так далее. Да, деталь, и эта деталь…