Если бы не мысль, что обратно топать по грязной дороге десять километров, Юлька без звука рванула бы обратно, и пусть Лизка Вахрушева задавится своими комментариями.
Но шум старушечьего щебета перекрыл голос деда:
– Это моя внучка Юлечка! Очень хорошая и добрая девушка.
Было заметно, что за короткое время дед сумел завоевать себе авторитет среди местных жителей, потому что бабки разом замолчали и стали смотреть приветливее, а сухая старушонка в розовом халате с зайцами сунула ей худую ладошку:
– Баба Лена.
– Юлия, – автоматически пожала руку девушка. Она неестественно выпрямила спину, ловя на себе осуждающие взгляды.
– Ишь вырядилась, – громким шёпотом сказала длиннолицая старуха, которую баба Лена называла Валькой, – постыдилась бы в приличном обществе голыми лытками сверкать. – И, переменив тон, выкрикнула: – Геннадьюшка, соколик, ты не забыл мне лекарства привезти?
– Не забыл, баба Валя.
Из кузова автолавки в руки старухи перешла картонная коробка, и Юлька отпрянула в сторону, кинувшись к деду с братом, словно утопающий к спасательному кругу.
Угрюмый в городе, дед в деревне выглядел цветущим здоровяком с румянцем во всю щёку. Старые синие шорты и дырявая майка, перепачканная на животе землёй, шли ему гораздо больше шерстяных брюк и жилетки со множеством карманов.
Дед любовно поцеловал её в щёку:
– Умница, умница, что приехала!
А Федька, улыбаясь во весь рот, выхватил из рук чемодан на колёсиках, и Юлька в первый раз за всю жизнь вдруг заметила, какие славные у её брата глаза: мягкие и глубокие, как дымчатое стекло.
– Юлька, здесь так здорово! Ты не представляешь!
Глаза брата горели восторгом, он взахлёб принялся пересказывать, как они с дедом чинят бабе Лене забор, а потом планируют подлатать заборы и остальным старушкам, как он научился работать топором и как в омуте тонул лось.
Рассказ про лося требовал подробностей, в которые Юльке не хотелось вдаваться. Федька трещал без умолку, уверенно катя чемодан по тропке, а она смотрела в спину брату и с тоской думала, что он несёт сущий вздор. Ничего хорошего в деревне быть не может. Деревня и есть деревня.
Новые босоножки, на которые деньги копились полгода, на глазах покрывались пылью, а расшитая пайетками майка выглядела смешно и нелепо, словно ёлочная игрушка на майской берёзе. А она, дура, натолкала в чемодан свои лучшие наряды! А тут небось даже Интернета нет. Жуткая мысль заставила её закусить губу и срывающимся голосом выкрикнуть Федьке вопрос: