– Вас что-то интересует? – спросила она.
– Я таких красивых продавщиц еще не видел, – сознался Шура.
Она улыбнулась, как и подобает принцессе, привыкшей к комплиментам, и вновь углубилась в чтение.
До 17 лет Шиш стеснялся заговаривать с незнакомыми девушками. Метр с кепкой, а под ней несоразмерно длинный нос и заурядная физиономия – с такой внешностью считал, отшив гарантирован. Но все переменилось после дня рождения, на который его пригласил ближайший из друганов Володя Голубев. Он на пару лет старше, учился на филфаке университета. Естественно, самые красивые однокурсницы в этот день сидели у него за столом, разбавленные парой беспрерывно шутивших очкариков. Попав в этот студенческий букет, Шура растерялся вконец. Постоянно ронял то вилку, то нож, обмакнул в оливье впервые надетый галстук и, чтобы прекратить мучения, решил покинуть компанию. Но вовремя, зная приятеля, пресёк эту попытку Голубев, предоставил ему слово для тоста.
– Всемилостивейший Володимер! – слегка запинаясь от смущения, начал Шиш речитативом озвучивать заранее заготовленный текст; красавицы и очкарики уставились на него с интересом.– Понеже труды твои во славу словесности нашего Отечества вскоре будут известны всему свету вкупе с неусыпными радениями ради процветания оного, желаю в день появления на Божий свет обрести на сим благороднейшем поприще высшую степень благополучия и славы при непременнейшем возблагодарении тебя учеными степенями и читательской любовию, токмо без ущерба для здравия твоего, за которое почту за честь поднять добрую чарку вина игристаго. И пребываю в ожидании милостивого ко мне невозбранения за вольность обращения, почитающий тебя ныне и присно, твой покорнейший слуга, Александр.
Смех, возгласы одобрения, все потянулись с бокалами чокаться с ним.
– Мой ученик, – поощрил Голубев. —Юн, но талантлив не по годам. Если будете хорошо себя вести, он вам даже споет под гитару. А поёт он почти как Муслим Магомаев, во всяком случае голос похож…
– Просим, просим, – тут же захлопали своими ухоженными ладошками филологини. Очкарики снисходительно кивнули. Но один из них все же добавил ложку дегтя: «Радениями ради – та еще тавтология».
Но Шуру, осмелевшего после принятого на ура тоста плюс бокала шампанского до дна, понесло. Начал он круто – с «Заздравной» из оперы Верди «Травиата» – по куплету на итальянском и русском языках, правда, слегка переврав слова – затем, все больше воодушевляясь аплодисментами, добрался до Галича, Высоцкого, Окуджавы… А уж «Королева красоты» Магомаева и вовсе вознесли его на недосягаемую высоту, любительскую, разумеется. Очкарики в минуты, когда певец настраивался на очередную песню, пытались переключить внимание на себя, которым привычно наслаждались на курсе, но сегодня был не их день.