– Чёрный? – спрашивает мама подавленно.
– Да, чёрный. А что такого? – не понимает Тамара.
– Пора, – бормочет мама себе под нос, так что Тома едва может разобрать голос.
– Ч-что пора? – холодок, отступивший в поезде, возвращается, так что Тамара вздрагивает.
– Пить чай, конечно же. Он как раз настоялся. – Пусть мама и пытается казаться бодрой, Тома этим не обманывается.
Тамара чувствует, что мама что-то недоговаривает, но давить на неё не хочет. И так женщина пожилая, многое испытавшая за свою жизнь. Вон, даже седые волоски появляться начали, что Тома замечает только сейчас. Она садится за стол, оставляет ракушку рядом и берёт в руки тёплую кружку. Аромат чая, до того витавший в воздухе лёгким флёром, наполняет ноздри.
– Что это за травы? – с улыбкой спрашивает Тома.
– Пей, девочка, пей, – сухо отвечает мама.
Тамара делает один глоток, потом ещё и ещё. На вкус тоже никак не удается определить, что там за травы такие необычные, но останавливаться не хочется. Хочется пить и пить – до дна. Томе не удаётся остановиться даже тогда, когда она понимает, что мама никогда не обращалась к ней «девочка» – только по имени или «дочка». А это её «девочка» звучит слишком отстраненно для матери.
– Мужчина, которого ты видела во сне – мой отец, – неожиданно сообщает она.
Томе уже сложно воспринимать информацию, глаза слипаются, а в голове появляется какой-то туман, но она слушает родной голос изо всех сил.
– Их корабль напоролся на рифы, когда мне было пять. Вся команда погибла и только он смог спастись, заключив договор с морским дьяволом. В качестве залога отец использовал меня. – Мама смеётся, но этот смех далек от привычных звонких колокольчиков. – Теперь, чтобы жить самим, нам нужны жизни кровных родственников. Мне жаль, Тома. Я думала, что успею родить ещё кого-то, но времени больше нет. Прощай.
Это «прощай» становится последним, что Тамара слышит от матери. Голова стремительно тяжелеет, глаза слипаются, в ушах шумит ветер. Тому тянет зевнуть, но даже этого она сделать не успевает. Тьма накрывает её подобно савану.
Тамара приходит в себя, но в первые секунды даже не понимает, где она. Здесь холодно, оглушительно шумит море и до щиплющей боли пахнет солью. А ещё – острые камни впиваются в колени и ладони.
Тома поднимается, но чувствует необычайную слабость, как будто бы ей не двадцать, а все восемьдесят. Да и руки какие-то слишком тонкие и бледные…