Но человек не убоялся грозного взгляда Владыки. Он неспешно проследовал в самый дальний угол святилища и снял с пояса небольшую клетку с частыми прутьями. В ней билась стайка бабочек-огнёвок. Некоторые насекомые, уже мёртвые, лежали на дне клетки. Крылышки их печально поникли, яркая пыльца потускнела.
Но ничего, совсем скоро цвет жизни, пускай и ненадолго, снова вернётся к ним.
Человек что-то тихо прошептал над клеткой, и бабочки замерли. Когда его глаза снова полыхнули синевой, сияние это отразилось и на крылышках огнёвок. Человек открыл клетку, и бабочки одна за другой – даже до того мёртвые насекомые – поднялись со дна клетки и последовали за своими товарками, вылетели на свободу и принялись порхать вокруг человека. От крыльев их на стенах заплясали чудовищные тени, словно полчище злых духов вдруг выбралось из самых тёмных недр земли.
Чем дольше летали бабочки, тем больше становились они, и вскоре им стало так тесно в крохотном святилище, что они начали задевать стены своими крыльями, охваченными синим пламенем. И те вспыхивали: резьба на стенах обугливалась, пожираемая ненасытным колдовским пламенем, с грохотом рушились потолочные балки и проседал старый дощатый пол. Человек же спокойно взирал на учиняемое бабочками разрушение, и ни искры от синего пламени, ни обломки сыпавшегося отовсюду дерева не причиняли ему вреда.
Вскоре всё было кончено. Где-то в отдалении послышался тревожный звон колокола с пожарной вышки: похоже, дозорный наконец заметил поднимавшийся от святилища дым. Скоро сюда набегут люди, но к этому времени человека здесь уже не будет.
Он поворошил ногой тлеющие угли и окинул внимательным взглядом всё, что осталось от святилища Речного Покоя. Истина всегда проявлялась в пламени, но ни единого отголоска силы не почувствовал человек, ни единого отблеска ки не выхватили из темноты его зоркие глаза.
Того, что он искал, в этом святилище никогда не было.
Чтобы не попасться никому на глаза, человек спустился к реке. Ито несла свои холодные воды прямо с горы Санхо́. Три её вершины – заснеженные пики, которые ещё никому не удавалось покорить, – возвышались где-то далеко в темноте, на северо-востоке от Ганрю́. С тех пор, как человек приехал в эти края, он всегда ощущал, как гора довлела над ним, словно усмехалась в лицо всем, кому никогда не удастся и близко подобраться к её неприступным высотам.