.
Им.
Продолжаю шагать, переступая конечность за конечностью, голову за головой – покрытая волдырями кожа искажает черты, но не в состоянии скрыть перевернутые буквы V, вырезанные у некоторых на лбу.
А гребаные Шулаки что здесь делают?
Мысль тут же исчезает, стоит взгляду наткнуться на обугленную ногу, что валяется у валуна…
Кровь грохочет в ушах, дикий, бушующий гнев угрожает разорвать в клочья тщательно сплетенные волокна моих ограничений.
Мало того, что из разорванной плоти сочится перламутровая жидкость, слишком знакомая, так еще и конечность маленькая.
Слишком маленькая.
Опускаюсь на корточки, закрываю глаза, прикусываю кулак…
Слишком, чтоб ее, маленькая.
Гнев нарастает, и нарастает, и…
Земля дрожит, снова раздается пронзительный визг, за рухнувшим и горящим домом суматоха.
Кровожадные шавки.
Они все еще здесь. Все еще пируют.
Опять воздух рассекает этот резкий, скрипучий звук, и за ним следует дикий вой, который взрезает мне позвоночник по всей длине, словно клинок.
Верхняя губа вздергивается, обнажая зубы, я вскакиваю на ноги, с хрустом разминаю шею. Направляюсь в сторону звуков, но булькающий всхлип заставляет мой взгляд метнуться к иве – к обмякшей у ее подножия фигуре, чьи длинные светлые волосы рассыпались под головой…
Аравин.
Бросаюсь к ней, падаю на колени, забытый меч летит на землю. Бережно поворачиваю Аравин к себе, и сердце обрывается: под моими руками теплая влажность ее наполовину вывалившихся внутренностей.
– Проклятье.
Осматриваю повреждения, а она испускает полный боли стон.
Края ран уже начали сереть и гноиться, испуская прогорклый, забивающий горло смрад…
Слишком. Чтоб меня. Поздно.
Ее хрупкая рука ложится поверх тяжелого прозрачного камня, который она всегда носила на шее.
– В-возьми, – умоляет Аравин, глядя на меня широко раскрытыми, сияющими, словно кристаллы на солнечном свету, глазами. Такими непохожими на остальные здесь, что безучастно глядят с земли вокруг.
Сглатываю вязкую слюну, заправляю Аравин волосы за шипастое ухо и, расстегнув замочек, подхватываю камень. Серебряная цепочка падает в ладонь, почти сливаясь с цветом драгоценной крови на моих руках.
– Для н-нее, – шепчет Аравин, смыкая мои пальцы на подарке.
Все равно что смыкая мое гребаное сердце.
В последний раз, когда я приезжал, ее живот был округлым и полным, и мне не хватает духу сказать, что неподалеку в грязи лежит маленькая оторванная ножка.