– Кузьменко Степан… Аркадьевич.
Рукопожатие у дряхлого профессора оказалось вполне себе крепким, и Степан вдруг добавил: – Студент. Учусь неподалёку. В Лесгафте. Последний курс.
– Ага, ага… – закивал дедок. – Я там кое-кого знавал и… А впрочем, что же мы на кухне? Прошу с нами чай пить. Турочка, я пошёл чашки и ложки доставать.
– Дед, я сама… – Слова беловолосой девушки полетели уже вслед.
Профессор довольно бодро поковылял из кухни.
– Эх… – махнула она рукой. – Перебьёт опять половину. А ты чего стоишь? Выход там.
– Меня чай пригласили пить.
Она сначала хотела что-то сказать, даже рот открыла. А потом вздохнула. И произнесла устало:
– Тогда помогай.
– Слушай, – Степан искал в холодильнике затребованные маслёнку и сыр. – А как он тебя назвал… дурочка? Или мне показалось?
– Сам ты дурочка! – Она вернулась с заварочным чайником. – Ту-ро-чка.
– В этом же… кофе варят? – спросил он неуверенно.
Маслёнка нашлась, сыра он в упор не видел.
– Или турочка в смысле… национальности?
– Тура – в смысле имени!
Чайник накрыли тряпичной курицей из лоскутков.
– Зовут меня так. Ту-ра.
– Это какое имя? – Степан даже оторвался от недр холодильника и оперся на дверцу, в ответ на что белый хлипкий монстр не преминул качнуться.
– Аккуратнее! – прикрикнула на незваного гостя хозяйка квартиры. – Человеческое это имя.
– Не русское какое-то. – От неожиданности он вдруг обнаружил-таки на дверце сыр.
– И что?
– А какое?
– Любопытному… Стёпе на базаре дали по… попе.
Он хихикнул:
– Не, ну если это секрет…
– Не секрет! – Степану в руки вручили поднос с чайником, маслёнкой и сыром. – Первая дверь напротив. Отнеси, поставь всё на стол и возвращайся с подносом. – И, уже в спину: – Отец у меня норвег.
Норвег… Или правильно – норвежец? Да всё равно – тогда понятно, откуда эти волосы белые. Наверное, настоящие.
За первой дверью оказалась комната, сплошь заставленная полками с книгами. А еще там были пианино, буфет, огромный круглый стол и громоздкие деревянные стулья. Передвигаться в этой комнате Стёпа мог только аккуратно и боком. На краешке стола профессор Дуров расставлял белые с красным узором чашки. Никаких осколков, вопреки опасениями Туры – вот же имечко! – не было видно.
– Ставьте сюда, Степан Аркадьевич! – засуетился профессор.
Сгрузив поклажу на стол, Степан Аркадьевич снова вернулся на кухню. По имени-отчеству его называли только во время медкомиссии.