Голос равнодушный и спокойный.
– Всё отлично, – в тон ответила ему.
Потоптавшись у входа, я одёрнула край футболки вниз и решительно прошагала к дивану, вольготно располагаясь среди мягких подушек. Одну из которых прижала к животу, там, где клубком свернулся непонятный страх и дрожь предвкушения.
– Изменения чувствуешь?
– Нет.
Разговаривать со спиной было сложно. Но так даже лучше, чем тонуть в зелени его взгляда, заикаться и сгорать от стыда.
– Хорошо.
За окном шёл снег. Я видела, как ветер бил белыми хлопьями по окну.
Настоящая зима и близкий новый год. Вот только ощущения праздника не было.
Скользнула взглядом по широким напряженным плечам, по ровной спине, замерев на мгновение на пятой точке. И неизвестно откуда взявшаяся мысль, что в домашних брюках ему было лучше, они так обтягивали его за…
– О, чёрт, – выдохнула я, отворачиваясь и сильнее прижимая подушку к груди. Краснея от собственных мыслей.
– В чём дело?
Конечно, Н’Ери почувствовал изменение моего состояния, услышал проклятья и не мог не отреагировать.
– Изменения, – с трудом выдавила из себя, изучая картину на стене. Монохромные цвета, ночной город и хай-тек.
– Какие?
Как же мне хотелось, чтобы Ник сейчас оставил меня в покое, дал свыкнуться с новым состоянием, но хищник отступил от окна и подошёл ближе. Я слышала каждый звук его шагов, который невероятным образом соединился с биением моего сердца. Чувствовала его тепло и задыхалась от аромата туалетной воды.
– Острые.
Резкий ответ и тяжелый вздох.
Закрыть глаза и попытаться успокоиться. Прислушаться к биению сердца и не думать о том, кто находится рядом. О первобытном чёрном желании, которое поднималось изнутри, грозя затопить сознание.
– Мне жаль, – тихо проговорил хищник, присаживаясь напротив.
Пожала плечами, всё ещё отказываясь открывать глаза. Может, и жаль, но что это изменит. Я сама дала согласие.
– Обычно после укуса пара проводит время в постели, закрепляя эффект, и поэтому контраст не так ярок.
Ник. Постель. Я. Укус.
У него вообще совесть есть? Говорить мне такое?
– Ник, – болезненно рыкнула я, забыв о субординации и всей прочей дребедени. – Заткнись.
– Еще не поздно продолжить начатое, Измайлова, – неожиданно заявил он.
– Что? – открыв глаза, я упёрлась в пьянящее золото его взора.
Совершенно бесстрастное лицо, словно маска: лживое, надменное, чужое – и на фоне этого хищный взгляд, из-за которого чёрное желание подкатывает к горлу, во рту пересыхает и хочется кричать от бессилия.