Я считал своей обязанностью опекать и защищать Санджива, но козырную карту Рамы разыгрывал при каждом удобном случае без зазрения совести. Один такой эпизод закончился скверно. Мне было десять, мы с семьей жили в Джабалпуре. Мы с братом были во дворе, тренировались стрелять из духового ружья – это был дорогой подарок, который папа привез из Лондона. Мишень мы сделали из пустой консервной банки на пятифутовом шесте.
Тут мне пришла в голову коварная мысль. Я встал прямо за шестом и велел Сандживу выстрелить в банку.
Санджив испугался.
– Это как Вильгельм Телль, – настаивал я. – Ты же никогда не промахиваешься. Давай!
Мне как раз недавно рассказали в школе легенду о Вильгельме Телле, который пробил стрелой яблоко на голове собственного сына. В тот миг, когда я стоял за шестом, а Санджив прицелился в меня из духового ружья, мне казалось, что все будет точно так же. Когда я наконец уговорил брата выстрелить, он так разнервничался, что попал мне пулькой – шариком из подшипника – прямо в подбородок. Потекла кровь, но меня гораздо больше заботило, как избежать нагоняя от родителей, чем такие пустяки, как ссадина на лице.
– Придется нам соврать, – постановил я. – Я знаю, что мы скажем. Давай придем домой и соврем, что я перелезал через забор и упал. И поцарапал подбородок колючей проволокой, вот и все.
– Соврать?! – ужаснулся Санджив. И упрямо нахмурился.
– Так надо! Я Рама, а ты Лакшмана!
Санджив, все так же в ужасе, но подрастеряв упрямство, неохотно согласился последовать моему плану, и родители поверили нашей выдумке. Однако ранка у меня никак не заживала, и через несколько дней бабушка ощупала мне подбородок и сделала подозрительное открытие.
– Там что-то есть, – сказала она.
Меня тут же доставили в военный госпиталь и обнаружили у меня в подбородке пульку. Ее извлекли, даже шрама не осталось (хотя семейная легенда гласит, что именно с тех пор у меня ямочка на подбородке). Меня обкололи антибиотиками и отправили домой, где папа прочитал мне страшную лекцию о столбняке. Честно говоря, я был рад, что обман вскрылся. Этот случай поспособствовал развитию у меня одной из основополагающих черт характера – нежелание открыто противодействовать властям. Жажда угодить отцу смешалась с еще более сильной жаждой его не огорчать. Но тогда эта черта была у меня лишь в зачатке.