– Что ты мутишь? – прогудел дядька недовольно. – Говори, что задумал, как есть, что ли.
Дерек замялся.
Говорить прямо не хотелось, потому что Брюк, конечно, откажет. Не сумасшедший же он – способствовать побегу личного ординарца и помощника грозного владыки! Тут головы не сносить…
Во рту вмиг пересохло: Дерек осознал, что, если он сейчас воспользуется той повозкой, на которой Брюк каждую ночь вывозит отходы за пределы Цитадели, – разведка Грэхарда, соображая, каким именно способом Дерек сумел выбраться наружу, установит истину в кратчайшие сроки, и Брюк гнева владыки не переживёт.
Вспыхнувшая было надежда погасла в Дереке; он не был готов оплачивать свою свободу чужой жизнью.
«Просто твоя судьба – здесь, – горько напомнил сам себе Дерек, не в силах справиться с разочарованием. – Ты должен быть при Грэхарде – и будешь впредь».
Его тяжёлые размышления, которые весьма красочно отражались на его лице, не укрылись от Брюка.
– Дер, – встревоженно обратился он, и в голосе его звучало беспокойство: – Что с тобой?
– Ничего, – сухо ответил Дерек, принимая горькое решение и отправляясь обратно в тьму коридоров. Однако между ним и выходом стоял Брюк; и он, решительно хмуря брови, и не подумал освободить дорогу.
– Дер, – сложив руки на груди, не отступил он, – в другом месте воду мути.
Дерек скривился; тут же выругался от уже привычно стрельнувшей в щеке боли.
Брюк, бывший мужиком неглупым, связал воедино все детали: синяк, оставшийся явно после удара владыки, походный костюм, прихваченные вещички и нежелание откровенничать.
«Дела!» – потрясённо подумал он.
В Цитадели никто не воспринимал Дерека отдельно от Грэхарда; они всегда были неразлучны, и казалось совершенно невозможным, чтобы один из них мог существовать без другого.
Однако скверный характер владыки был известен; и Брюк легко мог вообразить, что даже у бесконечно любящего владыку Дерека могло попросту закончиться терпение.
В этом конфликте Брюк, не раздумывая, встал на сторону Дерека: они часто сталкивались и по рабочим вопросам, и по личным, и именно Дерек когда-то выбил из владыки приданое для дочери Брюка, так что он помнил об этой услуге и был благодарен. К тому же, у него у самого были причины желать бросить нынешнюю работу: старость его была не за горами, и морские ветра беспокоили его весьма отчётливо.