Дальше всё было по уже виденному мной сценарию (только у меня не возникло желания опустошить желудок). Меня больше занимал вопрос, как сильно она сможет отклониться, а Сид (с его ростом) удерживать нож возле её горла. Ах вот как (Сид опустился на одно колено). Она его, что поцеловала?! В щёчку?!
– Сейчас меня точно стошнит. – прошептал я своим ботинкам, – Такого интима не ожидал увидеть.
Девушка повернулась к Сиду спиной, не отпуская его рук, наклонилась вперёд. Землю снова «напоила» кровь человека. Звёзды не померкли. Земля не разверзлась. Всё вокруг продолжало жить, спать, дышать, шелестеть, стрекотать. Подняв «ночник», я сел на асфальт, ещё тёплый после жаркого дня. Устав ждать, когда Сид опустит девушку на траву (он опять выбрал место со свободной от «комфортного» для людей покрытия), поднялся и добрался до автомобиля Теда. Если знать куда смотреть в темноту, можно было разглядеть силуэты Сида и девушки в его руках, не надевая ночника.
Наблюдая за ними из автомобиля, мне оставалось только хмурить лоб, создавая на нём новые морщины. За сегодняшнюю ночь я не получил ответов на грызших моё нутро вопросы. Очевидные факты были на лицо: это был Сид; девушки сами кидались в его объятья; они шли сознательно на эту жертву; какими бы странными ни были их наряды, но так или иначе, они были лучшими в их гардеробе. Эта рассмотренная мной в чёрно-белом цвете улыбка на устах девушки, когда она увидела Сида, придавала моему внутреннему червю сомнения ещё больше пищи для размышлений и вопросов. Её белое, фарфоровое лицо, в приборе ночного видения, приносили ещё больше ирреальности происходящему ритуалу. Жертва не воспринималась мной как живое существо. Скорее она походила на куклу или актрису из японского театра.
Боковым зрением уловив движение, я повернул голову, увидев Сида, садящимся в его фургон. Мне хотелось поддаться накопившемуся раздражению и, выскочив из машины, вытрясти из Сида все ответы на мучившие меня вопросы. Раздражение перешло в гнев, гнев в смех. В моей голове высветилась картинка, как мои изувеченные руки хватают, срываясь с ткани плаща, Сида, изо рта идёт пена, лопающуюся пузырями бессмысленных звуков. Пока я утирал рукавом выступившие слёзы, фургон Сида, не включая фары, покинул парковку, медленно катясь в темноте.