– Слышите…Все это неприлично. Плохо и неприлично бить своих гостей. Бить вы можете. А что делать мне с моей душой, а?
Крыса-мать взялась за скорлупку грецкого ореха, заменяющую ей табуретку. «Дурная примета, – хмыкнул про себя сын. – Если страдалец сейчас же не уберется куда подальше, быть беде». Мама не любила, когда хорошие вещи упоминали всуе.
– Нечего слушать чужой бред, – словно уловив настроение крысеныша, строго заметила крыса-мать. – Кому-то плохо, а вам лишь бы зубоскалить над матерью.
Она отвесила сыну крепкий подзатыльник.
– За что? – возмутился он.
– Сам знаешь. Воспитываешь их, воспитываешь, а все туда же. Только попробуй прийти домой в таком же виде. Я тебя…
Крысеныш поспешно поднял передние лапы вверх. Иногда сам черт не успевал уследить за логикой матери.
– Посмейся еще. Не любишь мать-то, – обиженно вздохнула крыса. – Стараешься для вас. Все делаешь. А вы…
– Да люблю, мама. Люблю.
– Ага, через силу. А если меня не станет… наплачетесь тогда.
Грозившую взорваться обстановку мужественно спас отец.
Откинув дверь и просунув голову в нору, он мгновенно оценил положение дел.
– А что я вам принес! – с наигранным воодушевлением завопил он, протискиваясь в узковатую для него дыру. – Надо бы расширить.
– А я тебе сколько говорю, – переключилась на мужа крыса-мать.