Это казалось невероятным. Вроде бы обычные лагерные слухи, но они становились всё громче. То, о чём шептали в Альме, произносили вслух в Инкерманне, а в Балаклаве об этом уже вовсю кричали. Незадолго до Севастополя приключилась отвратительная вещь. Вильмингтон был посыльным у своего генерала. Я, ей-богу, думаю, что генерал сам назначил его на это дежурство, чтобы парень получил возможность показать себя. Письмо требовалось пронести за три сотни ярдов по простреливаемой пулями, слабо пересечённой местности. Свались Вильмингтон с коня по пути – молва, едва прошелестев, навсегда заглохла бы. Останься он живым, проехав верхом туда и обратно – заслужил бы, кроме прочего, какую-то награду. Но он не решился, струсил! Представьте себе это, если сможете! Сидя на коне и дрожа, он отказался. Видели бы вы генерала! Его лицо стало цветом – что твоё бургундское. “Ты, несомненно, уже бывал в бою,” – произнёс он самым что ни на есть вежливым тоном. Только это, и ни слова брани. Бывал в бою, ха! Я тогда, честное слово, еле сдержал смех. Но для Вильмингтона это обернулось трагедией. Его, естественно, сломленного, отправили обратно в Лондон. Всякий дом оказался для него закрыт, и он тут же выпал из своего круга. Женщины с Пикадилли – и те плевались, когда он заговаривал с ними! Таким образом, он вышиб себе мозги в одной из ночлежек Сенного рынка. Любопытно, не правда ли? Ему не хватило мужества взглянуть в лицо смерти, когда на карту была поставлена его честь, но впоследствии пустить себе пулю в лоб он всё же смог.
Рассказ подходил к концу, и лейтенант Сатч, улучив момент, взглянул на часы. Было уже без четверти час. Для Гарри Фивершэма оставалось ещё пятнадцать минут; их заполнил военный врач, хирург, теперь отставной, с огромной пышной бородой, который сидел почти напротив мальчугана.
– Я расскажу вам об ещё более удивительном происшествии, – начал он, – человеку, о котором пойдёт речь, никогда прежде не приходилось бывать под огнём, и особой опасности он не подвергался; он был той же профессии, что и я. Жизнь и смерть были частью его работы.
Это случилось во время горного похода в Индии. Мы расположились лагерем в долине, а индусы из города Патан залегали на ночь на склоне холма и с большого расстояния стреляли по нам. И вот брезент госпитальной палатки прошила пуля – только и всего. Доктор ползком добрался до своего расположения, а через полчаса ординарец обнаружил его, всего в крови, мёртвым.