Для Архипа вся его служба – это, прежде всего, дороги. Иной раз широкие, но чаще узкие; редко когда с покрытием, в основном – просто грунтовки; почти все разбитые да искорёженные; располосованные глубокими колеями, наполненными дождевой жижей. Вот какие они дороги фронтовые, по таким с ветерком уж точно не прокатишься. А иной раз дорог и в помине нет – одно направление только. Но как бы то ни было есть приказ, а значит нужно ехать. Потому и колесит, поспешая за тянущимися линиями «шестовок», Архипова повозка гружёная длиннющими шестами с изоляторами, увесистыми катушками кабеля и прочим, подчас не совсем понятным ему, оборудованием для связи. День за днём мерят бесконечные вёрсты, стиснутые железными шинами, деревянные колёса, то увиливая от бесчисленных колдобин, то увязая по ступицу в грязевом месиве распутицы, то проскальзывая по слюдяной корке наледи.
В таком деле весь расчёт и надёжа на честного трудягу и главного помощника человека – лошадь. У Архипа это был, вверенный ему, конь Магнит: немолодой уже, послушный и старательный мерин. В полном согласии друг с дружкой шла у них работа. Непритязательный и отрешённо спокойный Магнит был подстать своему хозяину. А Архип, добродушно заботясь о своём единственном «подчинённом», понапрасну не понукал его, не бранил, и никогда не вымещал на нём свои обиды, как обычно другие делают. Кто коню кличку такую своеобразную дал ни кто и не помнил теперь. Известно лишь было, что к прибытию Архипа в роту Магнит числился в ней не первый год, и в службе, как по началу казалось, понимал побольше своего нового хозяина.
Сложно как-то Архипу служба солдатская давалась… все эти манеры да порядки армейские. У иных, вон как ладно получается (даже с шиком особым), а у него – нет. И не сказать, чтоб глуп иль нерадив он был… нет. Только уж больно кроткий совсем… робкий. Да к тому же, по простодушной наивности своей, всякому слову доверчив. Вроде и плохого в том ничего нет, но простота такая чрезмерная зачастую с неуверенностью и растерянностью дружит. Вот и у Архипа так… А над таким кто угодно власть возьмёт, а потом ещё и дураком выставит (ибо главный всегда себя умней других считает).
Оно и в деревне, где рос Архип, все парни бойчей его были. Не то что бы удальцы-молодцы какие-то особые, нет – обыкновенные ребята… а всё ж пошустрей его, похватче. И покуривали, и выпивали, и по девкам бегали (как иначе-то). Архип же, по скромности и застенчивости своей, сторонился всего этого: и компаний разгульных (ни к табаку, ни к вину пристрастья не имея), и девчат (хотя они, если честно, из-за росточка его низенького да вида щупленького, сами на него внимания не обращали). Ему более по душе приходились покой уединения и умиротворяющее созерцание природы.