– Пчёлка, летит домой! – в палату ворвался отец с кипой бумаг. Видимо, это были рецепты и куча описаний моей болезни.
– Ты купил сигареты? – я пялилась на шкаф, где скрывались призраки прошлого в виде пестрых вещей.
– Родная, ты не куришь, – отец подошёл ко мне и погладил по голове.
– Курю. Иди, купи сигареты, пока одеваюсь, – я встала и зашагала в уборную.
В зеркале на меня глазела измученная девушка со впалыми щеками. Я не узнавала её, а она оплакивала былую красоту. Мама с папой что-то бурно обсуждали, наверное, моё поведение и желания. Я собрала копну грязных волос в пучок. Могла бы искупаться, но вода отталкивала меня. Внезапно возникла новая фобия – боязнь воды, которой раньше не было. Я любила ездить на море, проводила часы, лёжа в ванной и играя с душистой пеной, что щекотала гладкую бледную кожу. Сейчас меня не тянуло даже помыть лицо. Я стала грязнулей.
– Дорогая, нам пора, – сказала мама, стоя возле двери.
– Да, иду, – я вышла из уборной, прильнула к шкафу и достала отвратную одежду.
По больнице меня катили в инвалидном кресле, и было жутко наблюдать за реакцией людей. Они смотрели с жалостью. Наверняка думали: такая молодая и уже инвалид. Они не знали, что у меня проблемы только с головой. Хотелось кричать на них. Доказывать, что я здорова. Но я молчала, выжидая момент, когда, наконец, покину обитель мрачных стен, где воняло спиртом, лекарствами и отчаянием людей, которые не переставая верили в хорошее, а сами умирали на белоснежных столах в операционных. Я тоже лежала на таком столе с пробитой черепушкой и, возможно, видела яркий свет. Он звал меня, приглашал в гости, чтобы потом попросить остаться насовсем, но я воспротивилась, и за это меня лишили памяти.
На улице, как и перед любым госпиталем, столпились люди. Мама направила кресло в сторону парковки, а я залюбовалась деревьями. Осень ещё не покрыла землю оранжевым покрывалом, но рано успела дотронуться до листьев, позволив некоторым из них пожелтеть и упасть на зелёные лужайки и вымощенные серым камнем тропинки. Вохдух пах тыквой и свечами, что готовили к Хэллоуину. Осень для меня не только день рождения, это ещё и два месяца праздника Всех Святых, и запах корицы на пальцах. Лондон напевал осеннюю мелодию, в которой кружились страстные любовники, страшась промокнуть под дождём. Дождь. Я с детства обожала его терпкий аромат, пропитывающий почву, аромат уюта и мечты.